– Это дядя Билли, Люси, – сказал Альфи. – Я же рассказывал тебе про него и про то, как он любит петь. Мама сказала, он сегодня был не в духе, когда она днем принесла ему обед. Но, судя по пению, ему немного полегчало. Он поет, только когда доволен жизнью. Я как-нибудь отведу тебя к нему, хочешь? Я ему про тебя рассказывал. Но только если ты не против, понятное дело.

Но Люси не слушала. Она настойчиво похлопала его по плечу, привлекая внимание, потом показала на луну. Альфи вскинул глаза. Луна была полная и казалась совсем близкой – близкой, как никогда, настолько близкой, что он спокойно мог разглядеть горы на ее поверхности. Альфи вдруг почувствовал, как ее ладошка скользнула в его ладонь. Он каким-то образом понял, что разговаривать сейчас нельзя, что она хочет, чтобы он разделил с ней ее молчание и просто слушал. Ему подумалось, что сейчас между ними рождается какой-то секрет – секрет, который, кроме них двоих, знала одна лишь луна, секрет, о котором нельзя говорить вслух.

Они долго стояли, слушая море. Потом она начала напевать – ту самую мелодию, свою любимую. Альфи принялся подтягивать, потому что чувствовал, что она этого от него ждет. В конце концов умолкнув, они еще немного постояли, слушая теперь еще и луну, как казалось Альфи, а не только шепот океана. Он понятия не имел, что все это означало, но откуда-то твердо знал, что эти минуты имели для нее столь же огромную ценность, сколь и для него, и что они останутся в его памяти навсегда.

Это случилось примерно неделю спустя. Люси с Альфи с утра собирались открывать курятник перед тем, как Альфи должен был отправляться в школу. Люси случайно подняла глаза и увидела лошадь. Из тумана показалась Пег и двинулась через луг к дому, на ходу щипля травку и мотая своим косматым хвостом. Когда она вдруг улеглась наземь и принялась валяться, с наслаждением фыркая и попукивая, Люси неожиданно вскинула на Альфи глаза и улыбнулась. В первый раз Альфи видел улыбку у нее на лице.

– Значит, ты любишь лошадей, да? – спросил он. – Вот что я тебе скажу, Люси, остерегайся эту Пег. Она та еще злюка. Работу свою делает на совесть, но людей на дух не переносит. Только зазеваешься, как она уже норовит укусить тебя за задницу, да и лягаться тоже горазда. И ни в коем случае даже не пытайся прокатиться на ней верхом.

Люси выглядела словно завороженной и определенно не слышала ни одного слова из того, что он ей сказал.

– Очень надеюсь, ты понимаешь, что я говорю, Люси. Я уже давно с тобой разговариваю. Сколько ж это уже будет? Три месяца? А я до сих пор так и не знаю, поняла ли ты хоть словечко. Думаю, поняла, но точно не знаю. Ты не обязана со мной разговаривать, если не хочешь. Просто кивни, если ты меня понимаешь, ладно?

Люси, не оборачиваясь, кивнула. Она не могла оторвать глаз от лошади.

– Вот и славно, – продолжал Альфи, удивленный и обрадованный одновременно. – Тогда я буду говорить, хорошо? А ты будешь просто слушать и кивать. Тебя это устраивает? А говорить будешь, когда захочешь и будешь готова, да?

Девочка снова кивнула.

В тот день Альфи отправился в школу едва ли не вприпрыжку. Душа у него пела. Люси улыбнулась! Люси кивнула! Люси все поняла, она точно все поняла.

Еще долго после того, как он ушел, она стояла в саду, все так же не сводя глаз с Пег. Там ее и застал Джим, когда вышел из дома, чтобы идти ловить рыбу. Он тут же кликнул Мэри, чтобы та тоже посмотрела.

– Мэриму, – сказал он, – а ведь это, по-моему, первый раз, когда она столько времени пробыла на улице одна, без Альфи.

– Почему тогда она не разговаривает с нами, Джимбо? – спросила Мэри. – Ей наверняка есть что порассказать, это уж точно. Почему она не облегчит душу? Она столько всего может нам рассказать, мы столько всего о ней не знаем.

– Ну, кое-что мы все-таки знаем, – возразил Джим. – Мы точно знаем, что она любит музыку, правда? Она подпевает в такт. Этот ее проклятый граммофон играет без передышки, правда? Это уже что-то, скажу я тебе. И потом, взгляни на нее. Она и лошадей тоже любит, даже Пег. А уж Пег не любит никто. Она оклемается, вот увидишь. Надо просто дать ей время, Мэриму. Сама видишь, какие она делает успехи. Она уже целый день на ногах. Она даже есть стала, что твоя лошадь, и кур кормить любит. И наш Альфи ей тоже пришелся по сердцу, как по мне. Он просто чудо с ней сотворил, Мэриму, настоящее чудо. И ты тоже, и ты тоже.

– Ты так считаешь, Джим? – спросила Мэри, поворачиваясь к нему лицом, и на глазах у нее выступили слезы. – Ты в самом деле так считаешь?

– Ты же слышала, что сказал Альфи, прежде чем идти в школу, – продолжал Джим. – Когда она увидела Пег, она ему улыбнулась, так ведь? Это ее первая улыбка! И он теперь точно уверен, что она понимает куда как больше, чем нам казалось. Бог свидетель, я-то считал, что девчонка не понимает ни словечка из всего, что ей говорят. Боже правый, думала ли ты когда-нибудь, что она начнет улыбаться? А она взяла и начала. Так что выше нос, милая.

– Ты уже дважды помянул Господа всуе за одно утро, Джим Уиткрофт, – заметила Мэри, внезапно вновь став самой собой. – Сейчас пойдешь у меня мыть рот с мылом! – Она шутливо оттолкнула его прочь. – Иди ловить рыбу, займись чем-нибудь полезным, а? Только не уходи в такой туманище слишком далеко. Что-то он мне совсем не нравится.

– Ох, Мэриму, да не волнуйся ты так, он поднимется, – сказал жене Джим. – Это ж просто морская дымка и ничего больше.

Уже потом, позже, когда Джим отправился рыбачить в тумане на ту сторону острова Самсон, а Альфи еще не вернулся из школы, Люси пропала. Мэри на несколько минут вышла из дома, накопать картошки к ужину. Когда она уходила, Люси сидела на своем стуле у граммофона, по обыкновению слушая музыку, когда же она вернулась, девочки уже не было, и музыки тоже. Пластинка продолжала вертеться, делая круг за кругом, но единственным звуком, который раздавался в притихшем доме, было щелканье иглы, мерное и зловещее. Мэри оцепенела от ужаса. Люси никогда не бросила бы граммофон в таком виде, будь она дома. Мэри кинулась на второй этаж, в комнату Люси, громко зовя девочку, но в самой глубине души она уже знала, что ответа не услышит. Сбежав обратно вниз, она увидела одеяло Люси, аккуратно сложенное в кресле Джима возле печки; сверху лежал плюшевый медвежонок Люси, протягивая к ней лапу. Куда бы Люси ни шла, будь то в доме или за его пределами, она всюду брала их с собой. На памяти Мэри девочка ни разу с ними не расставалась, даже на миг.

Уже сама не своя с перепугу, Мэри выскочила из дома и, встав посреди двора, принялась звать Люси. Она понятия не имела, куда та могла пойти, и потому не представляла даже, откуда начинать поиски. Островок у них был совсем маленький, не больше пары миль в поперечнике, но Люси могла отправиться куда угодно. Даже на крошечном острове она, не ровен час, заблудится в таком-то тумане. Ведь она не бывала нигде дальше курятника в дальнем конце сада. Если Люси куда-то забрела, она не сообразит, как отыскать дорогу домой. А в Адской бухте подстерегали отвесные скалы в сотни футов[5] высотой. Если она в тумане подойдет слишком близко к краю утеса… думать об этом было невыносимо.