Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Класс!
Он осветил тропинку фонариком и рукой показал, чтобы она шла первой. Луч света метался по земле, указывая ей путь между деревьями. Клодин отказалась переобуваться, но и на каблуках она двигалась быстро. Генри был впечатлен ее чувством равновесия и ловкостью. Все эта йога. Они дошли до Аспен Гроув без приключений. Она старалась охватить взглядом сразу все — сарай, вид, дом. В коттедже горел свет, и был виден мистер Миллер, сидящий за кухонным столом. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Генри видел его в последний раз, но и сейчас старик оставался точно таким, каким Генри его помнил. Мешковатый комбинезон, голова, совершенно лишенная волос, за исключением одной-единственной седой пряди, прикрывавшей лоб и заправленной за ухо. Старый сарай, полный теней, стоял ярдах в двадцати от дома, едва видный в темноте.
Мистер Миллер поднялся из-за стола и подошел к окну. Казалось, он смотрит прямо на них. Разумеется, он не мог их ни видеть, ни слышать. Они прятались за деревьями, луна была закрыта облаками, и от дома их отделяло расстояние в половину футбольного поля. И все же Генри с Клодин замерли, затаив дыхание. Мертвые октябрьские листья шуршали на ветру, и казалось, это были чьи-то шаги. Мистер Миллер прижался лицом к стеклу. Или все же он мог их видеть?
Клодин вышла из-за деревьев.
— Что ты делаешь? — зашипел Генри.
— Хочу получше рассмотреть участок, — сказала она, делая несколько шагов по направлению к коттеджу.
— Клодин! — сдавленно крикнул Генри, стараясь не привлекать внимания мистера Миллера. — Это несмешно.
Она продолжала идти через лужайку, не быстро и не медленно, решительно и целеустремленно. Даже в наступившей темноте красота этой земли была хорошо видна. Клодин шла вперед, впитывая ее в себя.
Генри не осмелился позвать ее еще раз, только на дюйм высунулся из-за дерева.
Похоже, старик увидел ее в окно, потому что в следующее мгновение он был уже на веранде и вертел головой, сканируя лужайку во всех направлениях. А Клодин просто стояла и смотрела прямо на него, находясь, быть может, всего в тридцати ярдах от дома. Возможно, у него были проблемы со зрением? Мог ли он не видеть ее? Мистер Миллер ничего не сказал, и Клодин молчала. Через несколько минут старик ушел в дом. Клодин повернулась и спокойно пошла обратно к Генри.
Он стоял, парализованный страхом, и ждал ее приближения. Когда она подошла, глаза ее были огромны, а на щеках выступил румянец.
— Что это было, черт возьми? — прошептал он, тяжело дыша. На опасность все реагируют по-разному, и Генри просто парализовало. Но Клодин светилась. Она выглядела воодушевленной. Возбужденной.
— Вот оно, — сказала она. — Это наше место. Наша земля. Здесь мы построим дом.
Генри начал было протестовать, но она приложила палец к его губам, расстегнула молнию на его джинсах и стянула их вниз до колен.
Томми нравилось работать на мистера Миллера. Он любил эту землю. И в самом деле, ничего подобного в Аспене не было. Участок принадлежал семье Миллеров на протяжении трех поколений. Плоскогорье с его брутальной красотой, одиночество. Это было его наследие — и ранчо. И все это находилось достаточно далеко от города, чтобы избежать нашествия толп во времена первого бума. Город был построен на серебряных рудниках в конце 1800-х, и когда серебро внезапно обесценилось в 1893 году, Аспен, как бы сказать… замер. И надолго. Ты можешь сейчас это себе представить? Иногда я думаю, а что бы было, если бы нас не нашел Голливуд? Если бы мы не изобрели себя заново…
Помню, моя мать рассказывала мне, как они радовались, когда люди снова начали приезжать в город. Когда активизировалась «Аспенская лыжная компания». В городе появились магазины. Мы все выучили такие слова, как «Прада», «Гуччи», «Диор». Николсон, Дуглас, Костнер. Мои подружки, которых я знала еще с начальной школы, либо решительно не принимали ренессанс, внутри которого оказались, либо красили теперь губы, надевали солнечные очки и ковбойские сапоги и отправлялись гулять по Милл-стрит по направлению к Вагнер-парку.
Но на тех, кто хотел просто спокойно жить, вся эта шумиха действовала угнетающе. Томми рассказывал мне, что мистер Миллер, для которого речь шла буквально о выживании, объявил войну местному истеблишменту, имея в виду распугать всех и добиться того, чтобы про него забыли. Он гордился своей репутацией затворника. Принадлежащих ему пяти акров земли было достаточно, чтобы забыть обо всех новых особняках, которые потихоньку окружали его владения. И в течение многих лет он просто продавал мясо в рестораны, принадлежащие «Лыжной компании», что позволяло ему максимально ограничить круг общения.
У мистера Миллера никогда не было детей, но он много времени уделял своим рабочим, старался узнать их поближе. Кормил их. Он хотел, чтобы его рабочие были сильными и много трудились, но он был добр. Так говорил Томми. Его просто надо было узнать получше. Он не всем показывал свою доброту. Мистер Миллер знал, как добиться лояльности, и всегда заботился о том, чтобы все, кто на него работал, ни в чем не нуждались. Он был осторожным, взвешенным человеком с большими руками. Огромными руками. В мозолях. Томми восхищался его трудолюбием и упорством. Тем, что его нельзя было соблазнить деньгами. Нельзя было купить. Он всегда рассказывал мне о людях, которые иногда приезжали поговорить с мистером Миллером, поинтересоваться, не хочет ли он продать свою землю. Стервятники. «Но если тебе не нужны их деньги, — говорил мистер Миллер, — ты лишаешь их власти. Все равны», — говорил он. Конечно, у него были деньги — его коттедж буквально стоял на них, — так что ему легко было так говорить.
Я рассказываю тебе все это, чтобы у тебя сформировалось хоть какое-то представление об этих двоих. О двух тружениках, соли земли. Я бы даже сказала, что они были парой последних ковбоев.
Сначала я подумала, как мило, что Генри и Клодин открыли мне дверь вместе. Я догадалась, что это она, потому что она назвала меня «моя дорогая», точно как по телефону. Но в улыбке Генри было что-то странное, как будто кто-то нарисовал ее у него на лице. Теперь-то я понимаю, что ее чрезмерное воодушевление в первый момент нашей встречи было компенсацией за недостаток энтузиазма с его стороны. Однако я ожидала совсем другого. Не знаю, о чем я думала, но, когда распахнулась дверь, я почему-то была уверена, что меня встретит Клодин Лонже. Молодая, стильная, та, которая застрелила Спайдера. Так что мне понадобилась секунда, чтобы разглядеть хозяйку. У обеих Клодин было нечто общее — обе тонкие, темноволосые, с большими, выразительными глазами. Но эта Клодин была выше, не столько хрупкая королева красоты, сколько меткий стрелок.
Господи боже, как же она всеми командовала. Пока мы здоровались и я объясняла, кто такой Дейв, что он не гость, а мой телохранитель, Пип принялась за дело. А дело состояло в том, что больше всего на свете она обожает лизать туфли, ну и Пип нацелилась прямиком на туфли Клодин. Клянусь, на секунду на ее лице отразился абсолютный ужас, но она быстро справилась с собой, да и Генри пришел ей на помощь. Он наклонился и взял Пип на руки. Та немедленно бросилась вылизывать ему лицо, и, пожалуй, это был единственный раз, когда я слышала, как Генри смеялся. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Со мной такого никогда не случалось. Это было чудесно. Слава богу, что я догадалась привезти ее с собой, Пип всегда безошибочно оценивает людей, и она сразу полюбила Генри (и поэтому мне он тоже сразу понравился). Они мгновенно стали друганами.