открыт «родным» ключом. Опять загадка. Елена Яновна выслушала соображения всех сотрудников отдела Панкратова и подвела итог.

– Однозначно сказать, что августовские и нынешняя кража дело рук одного человека или одной банды – нельзя. Объединяет их только одно, воруют деньги и драгоценности. Никакие вещи, даже дорогие, не берут. Ну и «родные» ключи.

– Это встречается, – добавил Панкратов. – Я с этим сталкивался. Помнишь, Лена, в шестьдесят пятом банду близнецов?

– Ну да.

– Тоже брали только деньги и золото.

– Одним словом, пока объединять эти кражи в одно дело рано. Сейчас надо понять, как преступник добывает ключи? Кто наводит на эти «денежные» квартиры? Что это за хромой старик маленького роста и откуда всё-таки кольцо из квартиры инженера-химика попало в дом к Глухому? И кстати, Илья, когда вы этого Болта найдёте?

– Ищем, Елена Яновна, – ответил Панкратов. – Последний раз его в конце октября видели. Может быть, его уже нет в городе. А может быть залёг. Всплывёт – выловим.

ГЛАВА 11

1973 год. 12 июля. 11:02

– Что, Валера, в отпуск собрался? – спросила Маргарита, откладывая в сторону «Огонёк».

– Да, Маргарита Львовна.

– Отпускные, видимо, получил.

– Получил.

Валера никак не мог понять, куда клонит эта хитрая женщина. В её глазах явно читался какой-то подтекст.

– Валер, присядь рядом со мной, – Маргарита хлопнула ладонью по соседнему стулу.

Валера послушно сел.

– Да не бойся ты меня! Ты чего такой напряжённый. Лучше мне скажи, чем в отпуске думаешь заниматься? Или на юга рванешь?

– Какие юга, Маргарита Львовна? У меня отпускных всего восемьдесят семь рублей. Что я с этими копейками на югах делать буду?

– И то верно. Не ценят тебя в театре, Валера. А, на мой взгляд, ты портной хороший. Ой! Прости, модельер. Посмотри какие костюмы ты для детского спектакля сшил. Чего так мало платят тебе?

– Не ко мне вопрос, – Валера немного расслабился. Его порадовала оценка Терёхиной. – Я, конечно, ушёл бы в ателье, но там никакого творчества. Платят хорошо, но моя фантазия никому не нужна.

– Твоя фантазия мне нужна, – глядя в упор на модельера, сказала Терёхина.

Жуков повернул голову и застыл в ожидании продолжения. Интересно, зачем гардеробщице и по совместительству вахтёрше, нужна его фантазия и его навыки.

– Ты зайди ко мне завтра, – продолжила Маргарита. – Я завтра с утра работаю. У меня будет для тебя заказ. Но прежде ты мне скажи, какие мерки надо снять для мужского костюма. Вот тут в блокноте нарисуй, – Маргарита раскрыла перед Валерой блокнот и положила рядом карандаш.

– А зачем? Пусть человек приходит ко мне домой. Я сам сниму мерки, – сказал Жуков, но увидев грозный взгляд Терехиной, взял карандаш и стал рисовать. – Я понял. Мужчина не может ко мне прийти. Тогда вот так его измеряете, Маргарита Львовна, только, пожалуйста, точнее. А уже на примерке…

– Помолчи, Жуков! – остановила рассуждения Валеры Маргарита. – Чего ты раскудахтался? Забылся? Так я напомню.

– Простите.

– То-то. Не забывайся, мелкий воришка. И не болтай никому про этот заказ. Хорошо и тихо сделаешь – оплачу. Теперь встал и пошёл домой.

Валера хотел было спросить, из какого материала надо будет шить, но столкнувшись взглядом с вахтёршей, передумал.

– До свидания, – только сказал Жуков и, не дождавшись ответа, быстро ушёл.

1973 год. 27 декабря. 18:39

Опять тот же казённый голос в тяжёлой чёрной трубке, только сегодня сильно уставший, сказал: «Говорите, соединяю».

– Оленька! Алло, Оленька, ты меня слышишь, – громко говорил в трубку Василий.

– Да. Слышу, – Ольга говорила тихо. Особой радости в голосе не было.

– Как у тебя дела? Как здоровье? – Василий говорил быстро. Боялся, что время закончится, а он не скажет самого главного.

– У меня всё хорошо, Вася. Я не болею.

– Почему такая грустная, Оля?

– Устала на работе. Принимаю экзамены каждый день допоздна. Это утомительно.

– Оля, послушай меня.

– Да.

– Я не смогу приехать на Новый год. Мне не дают отпуск.

– Я почему-то не удивлена, – после паузы сказала Ольга.

– Оля, понимаешь, такие правила. На праздники у нас усиление. Я дежурю в новогоднюю ночь.

– Поздравляю тебя, Василий. Да и себя тоже.

– Оля, не сердись. Оля!

На другом конце провода повисло молчание. Куприянов пытался докричаться, но ответа не было. Он решил просто говорить в пустоту. Наверняка Ольга услышит его доводы и поймёт. Казённый голос объявил, что время заканчивается. Василий открыл дверь кабины и попросил продлить разговор ещё на пять минут. Продлили.

– И ты, Куприянов, – вдруг прорезался сухой голос Ольги, – думаешь, что за пять минут, что-то изменишь?

– Оля, я…

– Выслушай меня, – Ольга профессиональным тоном преподавателя «задавила» Куприянова. – Я предлагала тебе перевестись в Москву. Портал ещё не закрыт. Ещё можно это сделать. Но если ты продолжишь своё упрямство, нам придётся расстаться. Я говорю это совершенно серьёзно. Подумай над моими словами. И не думай, что твоя работа более важная, чем моя. У нас в стране равноправие. Я тоже не смогу к тебе приехать. Поэтому с наступающим тебя, Вася. Подумай над моим предложением.

Василий не знал, что ответить прямо сейчас. Он был не готов к такому повороту, хотя где-то глубоко в сердце чувствовал, что-то будет меняться.

– До свидания, – сказал он тихо. – И тебя с наступающим.

Василий положил трубку, вышел из кабинки и направился к оператору.

– У вас ещё есть две минуты, – сказала девушка.

– Две? – переспросил отрешённо Куприянов.

– Да.

– Они уже не спасут. Даже если это будет не две минуты, а два года.

1973 год. 31 декабря 23:40

До Нового года оставалось двадцать минут. Василий без конца оглядывался на телефонный аппарат. У него была надежда на то, что Ольга всё-таки позвонит. Она знала его служебный номер. Но этот красный, пластмассовый «чёрт» молчал. Куприянов подумывал сам набрать Москву, но не решался. Кто его знает, каков будет ответ на том конце провода. Это был первый Новый год, который Василий проводил на службе и первый после свадьбы Новый год без Ольги. Василий посмотрел на часы, двадцать три сорок две, через восемнадцать минут пробьют куранты. « Лучше бы вызов какой-нибудь прямо сейчас, – подумал Куприянов, – чтобы эти дурацкие мысли как языком слизало».

Стук в дверь вернул его в реальность.

– Войдите! – громко сказал Василий.

Дверь отворилась и в кабинет вошла Зиновьева.

– Я вижу вас, Василий, с непривычки тоска забирает, – сказала с порога Елена Яновна и положила на стол большой бумажный кулёк.

– Это совсем другое, Елена Яновна. Моя тоска со службой никак не связана. А что здесь? – Василий указал на кулёк.

– Это плоды моих кулинарных истязаний, – ответила, улыбнувшись Зиновьева и развернув кулек, достала оттуда маленькие скрученные печеньки. – Мама называла эти печенья – «хруст». Она всегда пекла их на Рождество. А бабушка, папина мама – «фаворки». Она была из Варшавы. Там это называли по-своему. Вы пробуйте, Василий. Эх, надо бы с чаем.

– Так я сейчас организую, – оживился Куприянов. – Там у дежурного я видел плитку и чайник. Сейчас мигом конфискую.

Василий, выбегая из кабинета, опять посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут до Нового года.

– Если будут звонить, – бросил он, убегая Зиновьевой, – скажите, что я мигом вернусь.

– Хорошо.

Вернулся Куприянов с горячим чайником через пять минут. Заварил чай и снова посмотрел на телефон. Он молчал.

– Жена? – спросила Зиновьева, перехватив огорчённый взгляд Куприянова.

Василий кивнул.

– Поругались?

– Нет. Просто перестали понимать друг друга.

– Вижу, что не хочешь говорить об этом.

– Не хочу.

– Ну и правильно. Не к лицу мужику плакаться. Это мы женщины можем себе позволить, а мужчина должен переживать всё это внутри. И только сам принимать решение. Согласен?

– Согласен, – ответил, глубоко вздохнув, Куприянов. – Чай, наверное, заварился. Вам как налить, крепче, слабее?

– Наливай покрепче. Ещё вся ночь впереди. Скоро наверняка на какое-нибудь происшествие вызовут.

Василий разлил