Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как у вас со временем? Я вас не очень задерживаю?
Он взглянул на часы. Половина восьмого. Наоми сказала, что будет дома не раньше девяти.
— Нет, все в порядке.
— Ну хорошо. Тогда еще шардоне.
Джон посмотрел на пустую кружку. Будучи студентом, он мог легко осилить полдюжины таких. И пиво было более крепкое.
— Мне тоже еще пива. Рискну. Жизнь одна, как говорится.
Салли нажала кнопку «стоп» на диктофоне и немного наклонилась вперед.
— Не для записи — а что вы на самом деле думаете о будущем? Мне очень интересно.
Джон и сам не знал, что заставило его сказать это. Может быть, алкоголь, который ослабил самоконтроль и развязал ему язык. Может быть, смутная мысль, что, если он немного пооткровенничает с журналисткой, она напишет более благосклонную статью. А может быть, это было просто естественное стремление мужчины покрасоваться перед женщиной, которой он симпатичен. Или, в конце концов, он слишком долго сдерживался, хранил все внутри. В любом случае Джон не ощущал опасности. Она же приятельница Наоми. Ей можно довериться.
— Наше будущее — это дети на заказ, — конфиденциальным тоном сообщил Джон.
— Вы имеете в виду, клонированные?
— Нет, не клонированные. Я имею в виду, что мы сможем выбирать гены, которые перейдут к нашим детям.
— Зачем?
— Затем, чтобы контролировать мать-природу. Чтобы иметь возможность направлять наше эволюционное развитие в ту сторону, какая нам нужна. Чтобы увеличить среднюю продолжительность человеческой жизни до нескольких сотен лет, если вообще не тысяч, вместо жалких трех-четырех десятков.
— Мне как-то не слишком нравится эта перспектива — дети на заказ. То есть я понимаю, что это должно произойти, но мне страшно. Как вы полагаете, когда это будет? В смысле, через сколько примерно лет это станет возможным? Лет через десять?
— Это уже возможно.
— Я не верю, — возразила она. — По крайней мере, я ничего об этом не слышала. А я много с кем разговаривала.
Алкоголь полностью затуманил сознание Джона. Он чувствовал себя прекрасно, журналистка казалась ему все более очаровательной, напряжение спало, и он расслабился. Возможно, слишком расслабился. Вся эта секретность здорово давила на мозг. Какой вред будет оттого, что он поговорит с подругой Наоми? Он посмотрел на диктофон. Красный огонек записи не мигал.
— Это ведь не для записи? Точно?
— Абсолютно.
Он улыбнулся:
— Вы разговаривали не с теми людьми.
— Вот как? А с кем мне нужно поговорить?
Джон постучал себя по груди:
— Со мной.
Здание качалось. Совершенно точно. Когда вздыбился пол под ногами, Джон даже на секунду подумал, что он снова на «Розе удачи». Потом на него наехала стена, больно ударив по плечу. Черный, очень горячий кофе, который он нес, расплескался, запачкал руку и одежду, забрызгал пол.
Джон шатнулся в сторону. Впереди все расплывалось. Надо как-то протрезветь. В баре все было в полном порядке, никаких проблем; это прогулка на свежем воздухе так его подкосила.
Какой-то кусок времени словно выпал из жизни. С момента, когда он вошел в бар, и до этой минуты, когда он, заплетаясь, брел по коридору к своему кабинету, Джон не помнил практически ничего. Он не помнил, как попрощался с журналисткой. Когда она ушла?
Сколько же я выпил?
Не слишком много, ведь так? Всего несколько кружек пива… а потом он перешел на виски со льдом. Парочку порций, не больше, просто чтобы расслабиться. Господи. Пустой желудок — вот в чем проблема, понял Джон. После того как они вышли от Розенгартена, ему так и не удалось пообедать. А сейчас уже — он взглянул на часы — о боже мой — почти пятнадцать минут одиннадцатого. Он провел с журналисткой больше трех часов. Не то чтобы меня к ней тянуло, совсем нет. Я просто разговаривал. Старался расположить ее к себе, чтобы она написала хорошую статью, которая привлечет внимание спонсоров. Вот и все. Вот все, что я делал.
Но… Что-то маячило у него в подсознании, не давало покоя, что-то неприятное, какая-то мысль… Неясное ощущение, что он совершил ошибку. Ужасную ошибку. Он не приставал к Салли, ничего такого; хотя смутно помнил, как провожал ее до автостоянки и как они нечаянно столкнулись губами, когда она хотела поцеловать его в щеку на прощание.
Нет. Не то. Что-то еще.
Он открыл дверь, включил свет и поставил чашку на стол. Кофе в ней оставалось меньше половины. Потом неожиданно тяжело опустился на стул, так что тот отъехал назад. Ноги совсем не держали.
Он проверил автоответчик. Звонил доктор Розенгартен. Тягучий, чуть гнусавый голос сообщил ему, что он звонит, как и просил его Джон, что он заканчивает работу и его не будет в клинике до завтра.
Джон немного приободрился. По крайней мере, Розенгартен перезвонил, и лично, а не через секретаршу. Он наберет ему еще раз утром.
Он прослушал остальные сообщения. Два поступили еще раньше, но он не успел их послушать. Оба звонка были из Швеции. Первый был от приятеля из Уппсальского университета, который собирался приехать в Лос-Анджелес осенью; второй от матери. Она спрашивала, как прошло посещение акушера, и упрекала Джона, что он не позвонил ей сам. Сейчас в Швеции было раннее утро. Слишком рано, чтобы звонить.
Он заглянул в почту. За то время, что он провел в баре, поступило около дюжины писем, но ничего важного не было. Ничего от Детторе.
Ублюдок.
Джон посмотрел по сторонам. Ему вдруг показалось, что в комнате что-то не так. Чего-то словно не хватало, но он не мог понять чего. Может быть, просто фотограф все переворошил.
Зазвонил мобильный, и он вздрогнул от неожиданности. Это была Наоми. Напуганная и растерянная.
— Ты где?
— В каби…бинете. Как раз ухжу. — Я впутал тебя в это. Все, что случилось, — моя вина. — Прости… был занят — этто… интерью… Она тебя знает… хочшь, пойдем ккуда-нибудь? Месси… мекси… мекси-канский ресторан? Или фу… су… суши?
Язык плохо повиновался ему, и Джон ничего не мог с этим поделать.
— Джон, с тобой все в порядке?
— Асса… ассолютно.
— Ты что, пьян? Джон! Ты говоришь как пьяный.
Он тупо посмотрел на трубку, как будто она могла подсказать правильный ответ.
— Нет, я…
— Ты говорил с доктором Детторе?
Очень медленно, стараясь как можно отчетливее произносить слова, Джон выговорил:
— Нет. Он… я не… я п-позвоню утром.
О господи! Он закрыл глаза. Наоми плакала.
— Я уже еду, милая. Я… еду сейчас домой.