Джон открыл свой список контактов, ввел во внутреннюю поисковую систему ключевое слово и через долю секунды получил искомое имя и телефонный номер. Доктор Мария Аннанд. Специалист по бесплодию в Седарс-Синай. Они с Наоми посещали ее шесть месяцев назад, по просьбе доктора Детторе, до того как он согласился заняться их случаем. Он хотел предварительно убедиться в том, что Наоми способна к зачатию, чтобы они не напрасно потратили деньги.

Он набрал номер. По счастливой случайности доктор Аннанд была на месте, но как раз собиралась уходить.

— Послушайте, доктор Аннанд, у меня к вам короткий вопрос. Не могли бы вы ответить мне: если врач программирует пол эмбриона, каков процент возможной ошибки в данном случае?

— Вы имеете в виду, можно ли ошибиться и сделать мальчика вместо девочки, например?

— Именно.

— Вообще-то такие операции проделываются регулярно. С пациентами — носителями сцепленных с полом заболеваний. Обычно это делают до того, как эмбрион переносят в полость матки. На стадии развития восьми клеток из блатоцисты удаляется одна-единственная клетка, и все — пол определен. Эмбрион этого даже не замечает.

— Какова вероятность ошибки?

— Я вас не совсем понимаю.

— Например, пара хочет мальчика. Эмбрион подвергается той операции, о которой вы говорите. Но позже они обнаруживают, что у них будет не мальчик, а девочка. Насколько вероятно, что это произойдет?

— Это невозможно, — уверенно возразила доктор Аннанд. — Нельзя сделать ошибку при программировании пола эмбриона. Это основа основ. Элементарно.

— Но все же — вероятность существует? Хоть какая-то?

— Специалист смотрит на хромосомы, производит простейший подсчет. Нет, просто невозможно ошибиться.

— Но медицина часто ошибается!

— Хорошо. Возможно, в лаборатории могут что-то перепутать. Как раз недавно был случай. В клинике искусственного оплодотворения перепутали эмбрионы белой пары и черной пары. И у белых родителей родился черный ребенок. Это, конечно, может случиться.

— Не тот эмбрион? — переспросил Джон. Он был потрясен.

— Именно.

— То есть это, по-вашему, единственная вероятность? Я правильно понял?

— Прошу извинить меня, — сказала доктор Аннанд. — Мне нужно бежать — я уже совсем опаздываю.

— Конечно. Большое спасибо за помощь.

— Если хотите поговорить на эту тему подробнее, позвоните мне позже, хорошо?

— Да, спасибо. Очень может быть. Еще раз простите… хочу быть полностью уверен, что я вас правильно понял. Чужой эмбрион? Это единственная возможная ошибка?

— Да. Это гораздо более реально, чем ошибка при определении пола.

Каким-то чудом Джон дотянул до конца лекции. Продравшись сквозь шквал вопросов студентов, стараясь отвечать как можно короче, он почти бегом вернулся в свой кабинет, запер дверь и уселся за стол. Потом прослушал автоответчик.

Там было сообщение от Наоми. Ее голос дрожал от слез, чувствовалось, что она в панике.

«Перезвони мне, Джон. Пожалуйста, перезвони сразу же, как сможешь».

Он дал отбой. Что он может сказать ей сейчас?

Потом позвонил Розенгартену и сказал секретарше, что должен поговорить с доктором прямо сейчас.

В трубке зазвучали «Времена года» Вивальди. Через четыре минуты подошел доктор Розенгартен. Как обычно, он казался немного раздраженным и разговаривал так, будто очень торопится.

— То, что вы нам сказали… насчет пола ребенка, — начал Джон. — Это точно?

Розенгартен попросил его подождать, проконсультировался со своими записями и через пару минут появился снова.

— Это абсолютно точно, доктор Клаэссон. У вас девочка.

— Но вы не могли ошибиться?

Последовала красноречивая ледяная пауза. Джон слегка разозлился:

— Существует ли вероятность ошибки?

— Нет, доктор Клаэссон. Такой вероятности нет. Могу я чем-нибудь еще вам помочь?

— Нет… я думаю, нет. Это все. Спасибо.

Джон повесил трубку. Высокомерный тон Розенгартена выводил его из себя. Он еще раз попробовал дозвониться до Детторе (опять автоответчик), потом до Салли Кимберли, по обоим номерам, — и здесь никакого успеха, потом набрал номер Наоми.

— Джон. — Ее голос был странно искажен. — О господи, Джон… ты уже слышал? Ты уже знаешь?

— Знаю — о чем?

— Ты не смотрел новости?

— Я был на лекции. Что случилось?

Ее дальнейшие слова словно потонули в помехах — Джон услышал только обрывки, отдельные куски фраз:

— Доктор Детторе… вертолет… крушение… в море… погиб.

«Согласно свидетельству очевидцев, находившихся в тот момент на борту яхты, курсировавшей вдоль берегов штата Нью-Йорк…»

Джон бездумно смотрел на ведущего новостей. Строгий костюм, торжественное лицо. Наоми сидела на диване рядом, крепко сжимая его руку. На экране появилось изображение вертолета, точь-в-точь такого, какой доставил их в клинику Детторе и обратно. Включилась запись голоса — заметный северный акцент и характерные шумы, возникающие в радиоэфире.

«Видели, как… — Пауза, помехи. — …летел довольно низко… — Снова помехи. — …взрыв, как взрыв бомбы, и он как будто превратился в огненный шар… — Помехи. — …потом появился снова. О господи… — Прерывающийся голос. — …это было ужасно, просто ужасно. Обломки в небе. Они попадали в воду где-то в трех милях от нас. Мы сразу направились туда… — Помехи. — …ничего. Совершенно. Вообще никаких следов. Такое жуткое ощущение… Ужасное зрелище, словом. Исчез, просто исчез. Как будто его и не было».

Картинка на экране сменилась. Теперь там была фотография «Розы удачи». На ее фоне, как на заднике, снова возник ведущий:

«Ученый-миллиардер возвращался в свою плавучую клинику-лабораторию, расположенную на борту лайнера. Так называемые „дети на заказ“ для тех, кто мог позволить себе шестизначные расценки, — такова была область его деятельности. Несколько дней назад доктор Детторе на конференции Комитета озабоченных ученых в Риме представил открытое письмо, в котором осудил воззвание Ватикана к введению запрета на опыты над человеческими эмбрионами и назвал его преступлением против человечества».

Ведущий сделал паузу. На экране возник Детторе; видимо, это была его последняя фотография, за кафедрой, перед множеством микрофонов.

— В прессе работа Детторе не раз сравнивалась с евгеникой Гитлера. В журнале Time вышла статья…

Джон выключил звук и мрачно уставился на экран. Он никак не мог оправиться от шока.

— Что нам теперь делать, Джон?