Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пит на некоторое время зависает. На бородатом лице читается титаническая работа мысли. Потом он возвращается и с улыбкой кладет кучку мятых баксов на сиденье перед пресвитером:
– Тут и за колеса.
– Ступай с миром, сын мой. И впредь звони, если что.
– Теперь точно позвоню. – Пит уходит.
Вдалеке раздается рев двигателя, но и он скоро затихает. Служка запирает дверь. Я немного не в себе от недавно пережитой сцены. С другой стороны – какая церковь сможет выжить в Бейсин-сити? Только та, что найдет в себе силы если не возглавить их, то хотя бы контролировать по мере сил. Именно Силлаг Маккормак, плоть от плоти этого города и кровь от его крови, как никто другой, подходит на роль пастора этой церкви.
Сам же пресвитер задумчиво стоит минуту-другую, потом бьет себя по лбу и говорит:
– Надо проверить, как эти греховодники холодильник закрыли. Там у меня еще с десяток парней дожидаются упокоения и утилизации. Есть и не очень целые, не совсем свежие. Скидка за опт в крематории теперь пропадает. Ну да ладно. – Он поворачивается ко мне и сокрушенно произносит: – Ах, Тони, служение людям – это постоянный тяжкий труд.
Я не могу с этим не согласиться.
Мы проходим по неширокому коридору за алтарную часть. Ступени ведут вниз. Они обшиты каким-то резиновым покрытием. Оно и моется хорошо, и отлично заглушает шаги. Такое же покрытие и в подвале, где стоит холодильник. Он действительно огромен и наполовину вмурован в пол. Не надо высоко поднимать тела при загрузке и выгрузке.
Мрачное место. Лампа дневного света горит мертвенным голубоватым огнем, отчего лицо моего друга кажется мне жуткой мордой средневекового демона.
Мы здесь не задерживаемся. Пресвитер проверяет, все ли на месте в рефрижераторе. Потом мы возвращаемся к нашему скотчу и музыке.
Ночь длинна, но это самое начало моей свободы. Я хочу сполна ею насладиться. Не важно, увижу ли я луну в хрустальном куполе над собой или же по нему будет барабанить серый безликий дождь. Я наливаю два стакана хорошего виски, один подношу Силу, лениво перебирающему клавиши огромными пальцами, покрытыми рыжими волосами.
Потом я говорю первое, что приходит в голову:
– За свободу.
– Вот и ладушки, – отвечает пресвитер, не глядя на меня, и осушает стакан одним глотком.
Я наслаждаюсь своей свободой уже неделю. Все это время я прячусь в церкви своего друга пресвитера, единственном безопасном месте, где люди Джека Сатаниста меня не найдут. Оглядываясь назад, скажу, что за первый мой вечер в Бейсин-сити произошло больше событий, чем за семь последующих дней.
Я ошибался, считая, что у свободы вкус янтарного выдержанного виски. Вовсе нет. У нее вкус мелкого моросящего дождя, бессонных одиноких ночей, проведенных под прозрачным куполом в раздумьях о том, что годы кропотливой работы по разумному и справедливому обустройству родного города пошли насмарку. Вкус безнадежности от понимания того, что надо все начинать с нуля, и нет никаких гарантий, что это нужно еще хоть кому-нибудь, кроме меня.
Я честно пытаюсь осознать и принять ту новую жизнь, которая пришла в город после меня. Я все эти дни стремлюсь увидеть в новых порядках хоть каплю разумности или красоты и никак не могу.
Да, Бейсин-сити никогда не являлся раем. Но во времена синдиката он не был такой грязной клоакой, как сейчас. Я помню времена, когда гангстеры были законодателями мод, ценителями хорошей музыки и качественных автомобилей.
Да, мы грабили и убивали. Но имели и свой кодекс чести. Мы не причиняли зла женам и детям своих врагов, не стреляли в спину, не распространяли наркотики в школах. И главное – мы не договаривались с легавыми. Никогда!
Мы могли позволить себе пригласить выступить в главном концертном зале города того же Арти Шоу с оркестром – бесплатно для всех желающих. Люди произносили наши имена только шепотом, со страхом и благоговением.
Даже во внешности между нами и теперешними хозяевами города лежит пропасть. Я никогда не позволял себе выйти из дому без шитого на заказ костюма, запонок, начищенных брогов и шляпы-борсалино. А эти питы хирурги, джеки сатанисты – рванье, отбросы человечества в грязных майках и дырявых джинсах.
Новый Бейсин-сити вызывает у меня отвращение. Как я понял из рассказов Вилли и пресвитера Сила, сейчас власть в городе делят три группировки. Две из них возглавляли Пит Хирург, уже знакомый мне, и Джек Сатанист, который ищет меня по всему городу. В третью входила местная полиция.
Эти копы хуже проституток. Они грабят всех подряд, особенно мирное население. Так называемые стражи порядка не гнушаются принимать сторону одной из банд, как правило, той, где больше заплатят.
Есть еще дамы из Старого города, но они не в счет. Эти красотки имеют влияние лишь на своей территории и не посягают на чужое. С ними можно договориться. Я это ценю.
Каждый день мальчик-служка приносит мне свежие газеты, не только муниципальные. Я узнаю из них о новых зверствах, убийствах и ограблениях, совершенных в городе. Мы обсуждаем это с пресвитером, сидя в его кабинете, в удобных кожаных креслах.
Но все чаще мне кажется, что изнутри под обивкой спрятаны иглы. Так остро ощущается напряжение и ужас, сквозящий в скупых газетных сводках. Все чаще в статьях, описывающих разгул беззакония, содержится призыв к властям штата сделать что-нибудь. Раздаются крики о бездействии полиции.
Да, иногда преступников задерживают и судят по всей строгости. Вот, например, массовое изнасилование с отягчающими обстоятельствами в сиротском приюте. Пострадали пятнадцать воспитанниц, нянечка и даже ночной сторож, который умер в больнице, не приходя в сознание.
По горячим следам был задержан бездомный шестидесятипятилетний мужчина. Один! Полиция гордо отчиталась, что преступник во всем сознался.
Видел я и фото из зала суда – сутулое морщинистое существо, от силы пяти футов росту. Рука на перевязи. Виден гипс.
Мог он совершить то, в чем его обвиняют? Ответ очевиден не только мне. Я боюсь, что если оставить все как есть, то изменения к худшему начнут происходить на куда более высоком уровне. Каждое преступление может стать последней каплей, после которого на город пороков обрушатся все десять казней египетских. Или же федеральные власти просто введут к нам войска и устроят тотальную зачистку.
Вкус свободы!.. Теперь я знаю – он горек, как полынь. Это вкус бездействия, и мне он не по душе.
План действий по изменению ситуации в городе у меня в общих чертах готов. Единственный минус – для осуществления его нужно время и терпение. Что ж, тюрьма в этом отношении послужила хорошей школой.
А пока я работаю у пресвитера кем-то вроде помощника. По-моему, неплохое прикрытие для того, чтобы постоянно крутиться среди различной публики и не привлекать нежелательного внимания. Подогнать машину, прикупить очередную партию свечей, снять с церковных автоматов наличку. Дело непыльное.