три желтых пятигульденовых кругляша, и канделябр перекочевал к ней в объемистую сумку. Довольный Кес сунул деньги в кошелек, подмигнул ребятам – мол, поняли, как надо? – и, уже развернувшись уходить, бросил на прощание:

– It’s all yours, chums. Whatever sells out, keep the cash. If the junk doesn’t sell, just leave it here. G’luck, see ya![47]

– Данке вел! – только и сумели поблагодарить его Саша с Вовкой, прямо в унисон.

Тут Вовку осенило. Из бесчисленных своих карманов он вытащил пригоршню советских монет, положил с краю скатерки. Монеты взял проходивший господин, видать, нумизмат, причем за «лысого» – рубль с Лениным – отвалил целый ряйксдалдер. Ну, хоть по пиву взяли, освежились.

Но на этом – все. Вовка еще чего-то пыжился, потрясал рокерским плакатом, а Саша молчаливо созерцал камни на мостовой.

– Ну что ты, как неживой, медитируешь! – внезапно взорвался Вовка. – Давай, что ли, слепи им пару фраз по-ихнему, мол, хут, зер хут[48]! Можешь ведь, Санёк!

– Хорош с дерьма пенки снимать! – Сашин ответ прозвучал резко, неожиданно для него самого.

– Ну, а ты с чего хотел бы? Жрать-то надо? – вдруг посерьезнел Вовка.

– Надо. Но не по-собачьи! – сам не понимая, что на него нашло, отрубил Саня. – Все, хватит. – Он резко встал на ноги.

– Что, в полицию сдаваться? Чтоб депортировали? Да отстань ты, чудогрёб, не до тебя – отмахнулся Вовка от потенциального клиента, который как раз спросил цену шерстяного свитера.

– Да хоть бы и это, – вдруг устало выдохнул Саня. – Понимаешь, не могу так больше. Или найду вот сегодня, вот сейчас, что-нибудь настоящее – или в полицию. Пусть депортируют. Жили в Союзе, ничего. Проживем.

– Эх, паря, пожалеешь. Эээ, минхер, минхер, – бросился Вовка за уходящим клиентом. – Хут, чистая шерсть, понимаешь, тин хилдер. Ну, фор ю ахт, хуткоп, фяйф[49]! Да постой же ты, рожа твоя нерусская! – бросал Вовка в напряженную высокую спину, которая не реагировала ни одним мускулом, ни одной складкой синей ветровки.

Саша нагнал Вовку:

– Знаешь, Володя… брось это, а?

– Как ты меня назвал? – опешил тот, до сих пор он был только Вовкой. Потом криво улыбнулся и упрямо мотнул головой: – Не, Санёк. Я еще побарахтаюсь. Пену повзбиваю. А ты иди, раз решил…

– Ладно. Бывай. Лихом не поминай.

– И ты… будь.

И они крепко обнялись, а потом Саша развернулся и потихоньку побрел прочь, сам пока не зная куда.

Столица нидерландского королевства явно страдала от острого приступа шизофрении: одна ее половина дурела от безделья, другая – ударилась в лихорадочную торговлю. По улицам шли кучки молодежи: парни в двурогих викинговских шлемах, и на каждом роге – по пивной банке, девчонки в драных джинсовых шортах, в которых так аппетитно просвечивали голые попки, что ужасно хотелось ущипнуть. И тут же на тротуарах – такие же парни и девчонки, а с ними и люди постарше, а с ними и разномастные иностранцы – черные, желтые, медно-бронзовые, а порой и явные братья по соцлагерю – торговали всем, чем только можно и чем, казалось бы, и вовсе нельзя торговать. Две матроны оживленно ощупывали переходящее знамя победителя соцсоревнования – хороший материал, Ленин красиво вышит… На коврик в сортир, что ли?

– Привет!

Русское приветствие посреди голландского празднества прозвучало как выстрел. Саша ошалело завертел головой. Он добрел почти до Фондел-парка, куда вливались толпы отдыхающих.

– Привет, говорю! Не узнал?

– Ян! Ваня! – перед ним стоял ван дер Велд. – Это… Ваня… с праздником тебя.

– Меня-то зачем? Сегодня – день рождения принцессы Юлианы.

– Тогда при чем тут королева?

– Сейчас все объясню. Слушай, пошли в парк, у меня тут в двух шагах свидание назначено. А я по дороге расскажу.

Пока они потихоньку плыли в густой толпе к входной калитке, Ян хорошо поставленным лекторским голосом объяснял:

– Изначально этот день – день рождения нашей бывшей королевы Юлианы.

– А разве она умерла?

– Жива еще. Когда она поняла, что слишком состарилась, то ушла в отставку и передала трон своей дочери, Беатрикс. Это нынешняя королева. А Юлиана теперь опять называется принцесса. Но поскольку все привыкли праздновать именно тридцатого апреля и это очень удобный день, то решили королевин день не перемещать. Обычно сегодня бывает хорошая погода, как теперь.

– Слушай, а почему базар такой повсюду?

– Сегодня не работает ни один магазин. Но каждый человек имеет право без налогов, пошлин и лицензий торговать в любом месте любым разрешенным товаром. Мы – нация торговцев, так? Вот и торгуем раз в год всем подряд.

– Опаньки! – вздрогнул Саша, когда толпа притиснула их к забору.

– Кстати, и в Москве сейчас точно так. Каждый день, – заметил Ян.

– То есть?

– Торгуют чем попало и где попало. Ельцин объявил свободу торговли, и теперь весь центр Москвы выглядит именно так. Теперь Россия – самая свободная в мире страна. Серьезно. Я как раз две недели назад вернулся. Впрочем, – помолчав, добавил Ян, – там кажется, люди этим живут. А у нас – весело избавляются от старых… шмакодявок, так это называется?

– Шмоток. Или барахла. Шмакодявки – это… маленькие люди, – поправил его Саша.

– Ты, кстати, посмотри, что тебе нужно, обычно находишь много ценных… шмоток для дома.

– Да что мне нужно… – вдруг вырвалось у Саши. – У меня и дома-то никакого нет.

– Серьезно? – В голосе Яна неожиданно прозвучала теплота, словно не был Саша для него чужим нелегалом, незаконно попирающим голландскую землю. Или правда – не был?

– Серьезно, Ваня.

– А с работой?

– Аналогично.

– Так, – вытянутое нордическое лицо прорезали деловые морщинки, – надо будет подумать. Жаль, ты не сказал раньше… Знаешь что? Я позвоню сегодня вечером Дмитрию с Украины, помнишь? У него напарник вроде уезжает. Они убирают богатые квартиры. Нелегально, конечно. Может, он возьмет тебя. А ночевать – есть где?

– Нет.

– Хорошо. Сегодня можешь переночевать у меня, а потом будет ясно.

– Ваня… спасибо! – справляясь с комком в горле, выдохнул Саша. Да разве можно было ожидать, что все разрешится так быстро и просто?!

– Еще не за что. Вечером пойдем ко мне, и я ему буду звонить. Я еще не знаю. Ооо! – обрадовался Ян, заметив какую-то компанию, которая как раз ожидала его по другую сторону от калитки. – Hoi!

И они пошли в переполненный парк сидеть на покрывале, постеленном поверх загаженного донельзя газона, есть бутерброды, пить пиво, сок и лимонад. Потом гуляли по улицам. Потом Ян терпеливо ждал, пока Саша рьяно рылся в грудах тряпья по гульдену-два за вещь и вылавливал оттуда небросовые еще свитера, курточки, платьица – в Москве такие в комиссионках