Пока главы домов раскланивались и рассыпались в любезностях, Тибальт скрипел зубами от нетерпения. Потом Николо крепко подхватил его сухонькой ручкой и зло повлек в сторону:

— Ну, что опять стряслось? У тебя такой вид, племянничек, словно ты узрел самого нечистого!

Тибальт набожно перекрестился:

— Хуже, дядюшка, еще хуже! Если б то был нечистый, я б не так удивился…

— Вот новость! — перебил его разозленный Николо. — Значит, ты думаешь, что нечистый ходит здесь на правах почетного гостя?!

— Клянусь прахом моей покойной матушки…

— Клянусь прахом твоей покойной матушки, да простит ей Господь эту единственную ошибку в твоем лице, хорошего же ты мнения о том доме, дают тебе кров и пищу!

— Дядюшка, дядюшка! Да не время сейчас припираться! Монтекки здесь!

— Кто?! Где?!

— У нас в доме, дядюшка! Подхожу я, значит, к столу, выпить бокал-другой красного вина (Третий-четвертый-пятый, скептически пробормотал Николо), как вдруг кто-то в маске африканца приподнимает маску, чтоб тоже влить в себя чару… А я вглядываюсь, и глазам не верю! Бенволио! Племянник старого Монтекки!

— Племянник — это еще не сам…

— Да дядюшка же! Вы просто не понимаете… Где Бенволио, там и Ромео с Меркуцио — вся их неразлучная троица! Здесь! У нас!

— А может, их и нет еще? Может, неразлучная троица, наконец, разлучилась?

— Да нет же, дядюшка! Здесь они! Я в этом уверен так же твердо, как в собственном здравом рассудке!

— Ну, под такой сомнительный залог я бы не одолжил и пяти процентов… — пробормотал Капулетти.

Разумеется, он уже давно все понял, и не сомневался в сообщении Тибальта. Племянник хоть и глуп, но глазаст. Просто Капулетти тянул время, соображая, что же делать. Возмутительно, конечно, что этот щенок Монтекки позволил себе… В его доме, на балу гвельфов! Такая проделка требует немедленного наказания!

Но!.. В том-то и дело, что многие «но» сразу забегали в голове, как испуганные муравьи.

Гнев герцога, который за новый скандал непременно назначит новый штраф… Пока еще тайная помолвка Джульетты с гибеллином Парисом… Свои собственные честолюбивые планы… И, наконец, будет просто смешно, вся Верона поляжет от хохота, когда его, Николо Капулетти второй раз за день выставят дураком!

Нет, тут надо по-другому, тут надо так сыграть, чтоб было не слишком понятно, на чьей голове выросли ослиные уши… Тибальт по природному скудоумию этого не понимает… Ну, так он же Тибальт, а никак не Сенека…

— Клянусь прахом покойной матушки, дядюшка, я их разорву на куски! Изрублю на мелкие части и скормлю свиньям! — горячился Тибальт, наполовину выдергивая шпагу из ножен и тут же отправляя ее обратно. — Клянусь честью семьи, я заставлю их пожалеть, что родились! Я умою их собственной кровью и развешу их потроха на деревьях!

— Нет!

— Что?!

— Нет, я сказал! Никто не прольет в моем доме крови и не омрачит праздника! Уймись, племянник, потроха на деревьях — не самое лучшее украшение для веселья и танцев! Этот день в доме Капулетти никто не посмеет назвать днем отмщения!

— Но как же…

— А вот так же! — передразнил Николо. — Сейчас мы пойдем с тобой и поприветствуем наших почетных гостей — Ромео Монтекки с его товарищами!

— Я не пойду! — гордо вскинулся Тибальт.

— Ишь, разбрыкался, жеребец… Пойдешь! — отрезал Николо. — И будешь улыбаться так широко, словно ростовщик отсрочил тебе платеж на полгода! Я, глава семьи и старший по крови, приказываю тебе! Ты понял, племянничек?!

* * *

Ромео, Меркуцио и Бенволио уже направлялись к воротам виллы, когда увидели, что выйти будет труднее, чем войти. Ворота, еще недавно гостеприимно распахнутые, были замкнуты, пьяных стражников сменили относительно трезвые, и тех стало существенно больше. К тому же, к ним прибавились другие вооруженные слуги. А навстречу… Да, именно навстречу им гордо выходил сам Николо Капулетти. За его спиной мрачной тенью маячил коренастый Тибальт.

— Вот так да! — негромко бросил Меркуцио. — А здесь, похоже, нас уже ждут.

— И, клянусь всеми моими долгами ростовщикам, вид у них какой-то не праздничный, — так же негромко отозвался Ромео.

— Не нравится мне их вид, — поддержал Бенволио. — Вид такой, словно собрались на войну…

— Когда мышь видит подкрадывающуюся кошку, пуститься в обсуждение ее внешнего вида — не самое умное со стороны мыши, — назидательно произнес Меркуцио. — Так что будем делать, друзья? Прорываться?

— А ты, мой друг, видишь другой выход?

— Хорошие слова, — усмехнулся Меркуцио. — Клянусь небом, именно это сказал палач, накидывая петлю на шею приговоренного…

— Мы еще посмотрим, кто тут палач, а кто жертва!

— Капулетти, между прочим, в своем праве, — напомнил Бенволио. — Его дом, его слуги, его оружие…

— Есть только одно маленькое исключение — жизни-то наши! — вставил Меркуцио.

— Пока наши… — пробормотал Бенволио.

— Возможно…

Против двух-трех десятков людей, вооруженных длинными пиками и мечами, шансы у тройки были не велики. Это каждый из них понимал. Капулетти в своем доме, куда они проникли обманом, может сделать с ними что угодно, всякий суд признает это законным правом на оборону.

Добавлю, «Мой дом — моя крепость», — это не английская поговорка, как думают англичане. Ей пользовались еще наши предки, древние римляне. А англичане, скорее всего, подхватили ее у них, когда победоносные легионы маршировали по зеленым холмам Альбиона…

Приостановившись, все трое сбились в тесную кучку, почти касаясь друг друга плечами. Руки уже почти легли на эфесы, и плащи почти готовы быть сорваны и намотаны на руку, образовав таким образом некое подобие щитов.

Я, старый капитан Скорцетти, испытал на себе — такая дополнительная защита порой бывает не лишней в уличных стычках. Против хорошо вооруженного латника, она, конечно, поможет не больше, чем горчичные припарки против черной оспы, но против ножей убийц…

И тут произошло неожиданное. Старый Капулетти, грозно вышагивающий навстречу, вдруг радушно раскинул руки и расплылся в самой широкой из своих улыбок:

— Кого я вижу?! Уж не обманывают ли меня глаза?! Уж не принимаю ли я желаемое за действительное в гордыне своей?! А, Тибальт? Скажи мне, мой милый, скажи мне точно, утешь меня…

— Дядюшка, не обманывают, — поцедил тот в ответ.

— Ага!.. Конечно!.. Теперь я и сам вижу, что не обманывают! Что Ромео Монтекки, этот юноша многих достоинств и неисчислимого благородства, все-таки принял мое приглашение! А кто это с ним? Простите, плохо разберу под масками… Конечно же! Уважаемый Меркуцио, уважаемый Бенволио! Добро пожаловать, юные господа!.. У меня не хватает слов! Я просто не могу передать радость видеть всех вас, добрые юноши, в своем доме! Не правда ли, Тибальт?!