Серый зашипел, как будто на него капнули кислотой, и исчез.

Петляя дворами, Ленька добрался до Сортировочной и там огляделся. Пахло сырыми шпалами, старой едой, выкипевшей из котелка, пахло бездомьем и беженцами. Несколько вагонов стояли с выбитыми стеклами, и внутри там, казалось, было холоднее, чем снаружи. Дальше находились закрытые грузовые вагоны и здоровенное помещение склада.

А рядом со складом, как будто нарочно подчеркивая его огромность своими малыми размерами, жалась фигурка мальчика в непомерно длинном плаще с настоящими пуговицами и капюшоном.

Ленька ускорил шаги, направляясь к нему. Мальчик сперва дернулся – бежать, но потом передумал, втянул руки в рукава и склонил голову набок, рассматривая пришельца.

– Привет, Макинтош, – сказал Ленька. – Помнишь меня?

– Мы с тобой буржуя разбуржуили, – улыбнулся Макинтош. – Зимой, у лавры. Помню.

– Как живешь? – продолжал Ленька.

Макинтош махнул рукой:

– Различно.

– Здесь буфет есть? – спросил Ленька. – Хочется горячего.

Макинтош взялся проводить Леньку до буфета. Он ни о чем не спрашивал, шагал себе, переступая через грязь, и даже не оборачивался. Ленька в два прыжка нагнал его, чтобы идти рядом. Макинтош покосился, но опять ничего не сказал.

В буфете сперва ощущалось присутствие тараканов, а потом уже – всего остального: пахнущего веником чая и пирожков.

– Пирожки хорошие, – дал рекомендацию Макинтош. – Квас лучше не брать. Чай – в самый раз.

Буфетчица, известная как мать Таисья, была старой и заслуженной проституткой. Таких, как мать Таисья, было очень мало: чтобы дожили до солидных лет и даже открыли собственное дело.

– Мать Таисья нэпманша, – сообщил Макинтош с торжествующим хихиканьем, как будто им всем только что удалось обмануть мироздание в целом и коммунистическую власть в частности.

Ленька, войдя, снял картуз, вежливо поздоровался с матерью Таисьей и попросил десять пирожков. Макинтош от тепла и волнения даже раскраснелся, хотя обычный цвет его лица колебался в зеленоватой гамме. Он уничтожил восемь из десяти пирожков. Шесть проглотил на месте, а два тщательно завернул в бумагу и спрятал в карман своего замечательного непромокающего плаща.

Ленька дал ему свой стакан с чаем:

– Допивай. У тебя, наверное, во рту все слиплось.

Макинтош охотно допил Ленькин чай и заодно попросил платок.

– Я рукавами не обтираюсь, – сообщил он строго.

Прорезиненный плащ мало подходил для вытирания рта, но настоящая причина макинтошевской культурности заключалась в том, что он очень берег свою одежду и не имел намерения лишний раз ее пачкать.

– Мне надо, чтобы ты забрался в карман к одной особе, – сказал Ленька. – Сможешь?

– Сделаю, – заверил Макинтош. – Мне это один раз плюнуть, два раза высморкаться, особенно если она дура.

– Я тебе на нее покажу, – продолжал Ленька. – Завтра встретимся, и я покажу.

Макинтош деловито осведомился:

– У нее много в кармане?

– Вопрос не в том, что у нее в кармане, – неопределенно ответил Ленька, – а в том, что у нее за душой.

Макинтош скроил гримасу, которая выражала некоторое разочарование.

Ленька прибавил:

– Это игра в несколько ходов, с большим блефом.

Макинтош не отвечал теперь, а ждал. Этой повадкой он вдруг до странного напомнил Леньке серого человека на вокзале.

– Ты мне доверяешь? – спросил Ленька проникновенно.

– А есть смысл? – отозвался Макинтош. – Ты ведь не думаешь купить меня за пирожки?

– Если бы ты знал, Макинтош, за какую мелочевку я покупал людей, – сказал Ленька, – ты бы даже заплакал. Но тебя ни за пирожки, ни за миллиарды денег не купишь. Я тебе как другу предлагаю честное участие в деле.

Макинтош сказал без улыбки, серьезно, как взрослый:

– Лестью меня тоже не возьмешь. Я лесть сразу распознаю, потому что на Юлия нагляделся – вот кто мастер ввернуть масляное слово…

– Никакой лести, – обиделся Ленька. До этого момента ни он, ни Макинтош никаких чувств открыто не выказывали. – Я тебе говорю в точности то, что думаю. Я со всеми так разговариваю.

– Ладно, – махнул рукой Макинтош, решив не вдаваться в подробности. – Завтра так завтра. Приду. Все равно заняться нечем.

Он поднялся из-за столика и ушел из буфета первый. Ленька проводил его глазами, потом взял еще чаю и пару пирожков. Пирожки ему понравились – начинки много, и испечены не из ржаной муки, а из крупчатки.

* * *

Длинный плащ не только укрывал от дождя и отчасти – от холода; он еще и помогал Макинтошу в работе. Всегда можно прикрыться широкой полой и встать так, чтобы не было заметно со стороны, в чей карман ты запустил руку. Указанная Ленькой девица Макинтошу понравилась. Он бы и сам ее выбрал: рослая, высокомерная, немного мужеподобная, с тяжелой челюстью. Такие часто кладут деньги прямо в карман и, главное, слишком заняты соблюдением собственного достоинства, чтобы глядеть по сторонам.

Было дождливо. Макинтош шнырял по Сенному рынку, благодаря плащу почти незаметный среди других горожан, также закутавшихся в поисках спасения от всепроникающей влаги. Ленька околачивался неподалеку от мясных рядов.

Торговали всего двое под навесом, и к ним выстроилась небольшая очередь. Нужная девица стояла третьей. Вода затекала ей за ворот. Макинтош прошел мимо, раз и второй, потом взглянул на Леньку. Ленька мимолетно кивнул ему, показывая, что мальчик не ошибся.

Затем Ленька передвинулся поближе к девице. Первая покупательница выбрала наконец кусок, расплатилась и отошла от прилавка. Девица осталась в очереди второй. Она раздраженно подняла лицо к небу, как будто вопрошая мать-природу, доколе та будет испытывать ее терпение. Природа ответила порывом сырого ветра, в котором угадывался гнилостный дух Екатерининского канала.

Ленька приблизился к мясным рядам почти вплотную. Макинтош чуть шевельнулся и невесомым, поглаживающим движением опустил руку в карман к девице.

И тут Ленька метнулся вперед и перехватил Макинтоша повыше кисти.

Макинтош оцепенел. В любом другом случае он бы присел, высвобождаясь, заверещал и, если бы это не помогло, принялся бы пинать обидчика по коленям. Но только не сейчас, поскольку ничего подобного от Леньки Макинтош не ожидал. Мальчика буквально парализовало предательство со стороны человека, который разговаривал с ним как со взрослым и просил ему довериться.

Ага, хорошее доверие. Просто шоколад из ресторана «Донон», а не доверие.

Был бы у Макинтоша сейчас при себе нож – ткнул бы Леньку в бок и не задумался. Но ножика не было, продал на прошлой неделе.

Ленька строго и громко произнес: