Прислушиваясь к событиям в Москве и близ неё, Филарет не понимал хода событий и многое не признавал за разумные действия. Да и как можно было понять разрушительное равнодушие к судьбе России самого государя. Филарету хотя и не довелось стоять воеводой во главе войска, но он понимал, что царь Шуйский, побив Ивана Болотникова, победы над ним не достиг. А мог бы, встав во главе войска. Нет же, в разгар битвы он наблюдал за нею из кремлёвского дворца. К тому же пребывал в сонном состоянии. А нужно было гнать-добивать Ивашку до полного уничтожения мятежников. Сказывают, что царь Василий уповал на промысел Божий. Но Господь отвернулся от Шуйского, и Болотников вскоре оправился от ударов царского войска, зализал раны и овладел Тулой. Тут уж Филарет мог определённо сказать, что царскому войску не взять этой крепости ни штурмом, ни осадой, за мощными стенами стояла Тула.

Ещё более печальное размышление посетило Филарета в тот день, когда он узнал, что второй Лжедмитрий овладел селом Тушино, кое находилось в десяти верстах от Москвы, и коршуном навис над стольным градом. Тут и малому дитя понятно, что Тушино следовало немедленно очистить от воровского войска или зажать его там в хомут. Но и к Тушинскому вору царь Василий проявил равнодушие. Гермоген, которого избрали патриархом, требовал от царя Василия послать на Тушино сильное войско и воеводою над ним поставить умницу и очень смелого молодого князя Михаила Скопина-Шуйского. Истинно утопил бы сей воевода тушинских татей в Москве-реке. Но нет, не проявилось такое побуждение у царя Василия. Одно потворство сторонникам самозванца оказывалось. Каждое утро десятками, сотнями уходили из Москвы в Тушино многие москвитяне, а больше имущие, и никто на заставах их не задерживал. Их прозвали перелётами, потому как они, отслужив день второму Лжедмитрию, вечером возвращались в родные московские стены. И как показалось Филарету, царь Василий день за днём накликивал себе новую беду. Да по-иному и не обозначишь поведение государя.

Случалось так, что Филарет приходил в гнев и слал на голову царя Василия с амвона собора анафему. Было так, когда митрополит узнал, что царь отказал в помощи защитникам Троице-Сергиевой лавры. Она стояла от Москвы на пути к Ростову Великому. И ростовчане хорошо знали, как там трудно было защищаться трём тысячам монахов и мужиков из окрестных деревень против тридцатитысячного войска поляков, которым командовал умный и дерзкий гетман, усвятский староста Ян Сапега.

На каждом богослужении Филарет молил Всевышнего о защите Троице-Сергиевой лавры. И знал митрополит, что Господь Бог не оставлял её без помощи. Да утверждали прихожане, коим приходилось бывать близ лавры, что на крепостных стенах среди её защитников видели самого архистратига архангела Михаила. «А то как бы без него малыми силами стоять против орды», — добавляли убеждённо ростовчане.

В те грозные для России дни к Филарету не раз приходила мысль о том, чтобы укрепить Ростов Великий, дабы выстоять, как подойдёт к городу враг. Но Филарет не успел исполнить свой замысел. Поляки уже разбойничали северо-западнее Москвы. Они постучались в ворота Твери, да получили от тверчан добрую нахлобучку. И от Твери их отряды двинулись в сторону Ярославля, Переяславля, Ростова Великого.

Филарет со священниками вышли на улицы города, призывая горожан к тому, чтобы готовились защищать свои дома от поляков. Но из домов выходили больше женщины, дети, старики. Горожан, способных держать зброю. в Ростове Великом не было, всех их забрали в войско, сперва царь Борис Годунов, потом Лжедмитрий, теперь вот царь Василий. Близ кремля собрались старики, отроки, калеки, ремесленники, несколько торговых людей. Они просили Филарета позволить им укрепить хотя бы стены кремля.

— За ними и выстоим, как подойдут ляхи, — заявили ростовчане.

Оценив силы собравшихся, Филарет с горечью отметил, что непосильно им исправить разрушения веков, но благословил на подвиг.

— Делайте посильное, дети мои. Да помните, что у нас есть твердыня от врагов — наш с вами собор.

В эти же дни из Москвы пришли в Ростов Великий суровые вести, которые касались прежде всего Филарета. И они оттеснили заботы митрополита о защите города от разбойных отрядов поляков. Пришёл в палаты Филарета бывший холоп Романовых, который в день кончины боярина Никиты Романовича отпросился на богомолье и ушёл странствовать по монастырям России. Филарет помнил Якова ещё крепким молодым мужиком. Теперь же стоял перед ним старец.

— Князь-батюшка владыко, прислали меня добрые люди поведать тебе о горе в вашем роду, — начал рассказывать Яков.

Филарет же остановил его, отвёл в трапезную, накормил. Лишь после этого велел продолжать.

— Говори, сын мой Яков, с чем пришёл.

— Говорю, владыко. Беда пришла в ваш дом. Князь Юрий Трубецкой, а ещё князья Иван Катырев да Иван Троекуров вели войско под Калугу, кое дал им царь Василий, и пустились в заговор против государя. Да заговорщиков предали. Им удалось бежать в стан самозванца. Сие случилось в майские дни, а ноне... — Яков замешкался.

— Говори, сын мой, не коснея.

— Ноне все твои сродники толпою ушли в Тушино и поклонились вору.

— Господи, что же их подвигнуло на это? Кто вынудил? — воскликнул Филарет Да ответ ему был ясен: виною всему был сам царь Василий.

— И кто ушёл? Ты видел их? — спросил Филарет.

— В стане самозванца я не был. Ан слышал, что ушли князья Сицкие и Черкасские. Ещё князь Дмитрий Трубецкой, с ними же Засекины и князь Борятинский. О господи, горе нам! — Яков замолчал и заплакал, отвернулся.

— Что же они там делают? — ещё не осознав случившегося, спросил Филарет.

— Служат батюшка-владыко, служат самозванцу. Самозванец и есть. Ведь я же сам видел, как боярский сын Валуев застрелил из мушкета того, кого за Митеньку приняли.

Филарет отправил Якова отдыхать, а сам до глубокой ночи не находил себе места, всё ходил, думал. И думы его были крутые. Пришёл бывший князь и первый боярин России к мысли о том, что его большая родня выступила не за самозванца, а прежде всего против царя Василия, запятнавшего себя на троне многими грехами. Понял Филарет что началось противостояние всего окружения романовского рода окружению царя Шуйского. И было очевидно, что биться предстоит до последнего дыхания, пока кто кого под корень не подрубит. И ему, Филарету, старшему ноне в роду Романовых, не быть в стороне, не спрятаться за святительскими одеждами, а как былинному иноку Пересвету ждать своего часа, дабы сойтись с Шуйским впритин. Что ж, он готов к той смертельной рукопашной схватке. Ему и живот не жаль для торжества правды. А правда за Романовыми и кто с ними. И потому, как только упущениями царя Василия Россия была ввергнута в новое самозванство и междоусобие, противники Шуйского сочли своим долгом подняться против него. И никто из Романовых не может быть приверженником Лжедмитриев, потому как не по их воле возникло и первое, и второе самозванство. Романовы берегли и готовили на престол истинного Дмитрия. И ежели бы не злочинство «проныра лукавого» Бориса, ноне на троне восседал бы истинный царь Дмитрий, потомок рода Калитиных, и не было бы опалы Романовых, не было бы царя Бориса, царя Василия, а Россия бы не впала в великую смуту.