В подклет заглянул польский воин, схватил Игната за руку и вытянул вон.

В сей час Федька Андронов с пособниками готовился к тому, чтобы убить Филарета при попытке к бегству. И ждал лишь Игната. Он прибежал дрожащий от страха, упал Андронову в ноги.

— Побей меня, думный дьяк, волю твою не исполнил!

— Пёс поганый, убирайся с глаз долой! — И Андронов пнул Игната ногой, крупно зашагал к просторному рубленому дому.

А наутро пришёл за Филаретом полковник Волюцкий, вывел его на свет Божий и привёл к Яну Сапеге. Близ гетмана стояли князь Михаил Салтыков и Федька Андронов. Он смотрел на Филарета наглыми глазами, будто не было за ним никакой подлости.

— Вот патриарх Филарет. Я же говорил, что он жив и здоров, — сказал Федька, обращаясь к Сапеге.

— Вчера ты говорил, что он болен и немощен, — заметил полковник Волюцкий.

— И было сие. Недуги часто посещают его.

— Федька, изгони беса из нутра, — сказал Филарет.

— Вот он уже и ругается. — И Андронов засмеялся, бороду вскинул.

— Хватит, — оборвал его Ян Сапега. — Теперь мы сами услышим его. — Гетман подошёл к Филарету, спросил: — Ты пойдёшь вольно послом к нашему королю Сигизмунду?

— У меня нет нужды к нему, — ответил Филарет.

— Но мы велим тебе, — продолжал Ян Сапега. — Ты попросишь его от имени русской церкви, её архиереев, её прихожан, чтобы он отпустил на царство российское своего сына, ежели сам не желает.

Филарет удивился и подумал: кому могла прийти в голову сия кощунственная мысль, позвать вьюношу-католика на престол великой державы, глянул на Салтыкова и уличил его в измене России.

— Проклят будешь во веки веков, князь-извратник, — бросил он Салтыкову гневно.

— Слушай меня, россиянин, — потребовал Сапега. — Ты скажешь королю, что его просят всей землёй, от имени Думы и от имени всех христиан. Народу вашему нужен новый царь, мудрый и великодушный.

— Никому не дано присваивать чужое. Разве ты знаешь, чего желают россияне? Ты же отнимаешь у них желание, — заявил непокорный россиянин.

— Много раз я слышал сие. Спрашиваю тебя, пойдёшь ли вольно послом? Ежели не пойдёшь, тебя и всех твоих попов погонят как стадо, — выходя из себя, изрёк Сапега.

— Всё в руках Божьих, но вольно я не пойду. — И Филарет повернулся к двери и тихо вышел.

— Мы желали тебе блага, но ты, онагрь, ищешь себе беды! — крикнул вслед Филарету гетман. И приказал страже: — В подвал его!

В тот же день под Смоленск из Тушина ускакала небольшая группа всадников, сопровождающая две кареты. В каретах важно сидели «послы» — князья Михаил Салтыков и Василий Рубец-Мосальский и бывший кожевенник, а ныне думный дьяк Федька Андронов в сопровождении верзилы Молчанова. Послы везли королю Сигизмунду договор, который составил тушинский боярин Михаил Салтыков. Следом за послами Ян Сапега счёл нужным отправить пленного Филарета. Через два дня, как уехать послам, из Тушина выехали крытые сани, запряжённые парой бахмутов. В санях сидел Филарет в потёртом овчинном охабне. Сопровождал митрополита конвой из семи гусар. Старший конвойный вёз королю Сигизмунду грамоту, в которой усвятский староста Ян Сапега советовал королю открыть ворота в Смоленск именем патриарха Филарета.

А каким-то часом раньше Тушино покинул верный роду Романовых дворовый человек, младший брат Якова. Родион не жалел ног и весь путь до Москвы пробежал, скоро явился на подворье князя Ивана Романова, рассказал ему о мытарствах старшего брата.

— Батюшку Филарета поляки в полон погнали. Обоз на Смоленск пошёл, слышал я, через Звенигород. А стражей при нём седмица.

— Спасибо, верный друг, спасибо, — поблагодарил князь Иван Родиона. — Теперь уж моя забота брата-батюшку выручить. Да и ты с нами иди, если хочешь.

— Хочу.

— Тогда беги к князю Дмитрию Трубецкому, пусть собирает седмицу боевых холопов и сам в путь приготовится. А я заскочу к нему.

Родион поблескивал голодными глазами. Князь Иван догадался об этом и сам сбегал на кухню, принёс говядины, хлеба, сказал:

— Не обессудь уж, по дороге и поешь.

Князь Иван действовал споро. Он поспешил в избы, где жили холопы, собрал молодых да ловких человек двадцать и велел им готовиться в путь:

— Соберите харчей дня на три, возьмите сабли, пистоли, всё спрячьте. Коней оседлайте, а как будет смеркаться, покинем Москву.

Февральские сумерки наступили рано. И вот со двора Романовых группами по три, по пять всадников выехал отряд боевых холопов. Князь Иван велел им, минуя стороной Смоленскую заставу, собраться близ Донского монастыря. Сам в сопровождении двух холопов поспешил к князю Дмитрию Трубецкому. Вскоре два отряда объединились и взяли путь на Можайск, дабы от него идти на перехват польского отряда.

Князь Иван вёл своих воинов без передышки всю ночь и на следующий день был вблизи Можайска. В город он не вошёл, но затаился с холопами в зимнем лесу у дороги из Звенигорода. И не мешкая отправил Родиона в Можайск, узнать, есть ли там поляки и не прошёл ли конвой из Тушина. Родион вернулся как завечерело. Был доволен и порадовал князя Ивана.

— Ляхов в городе нет. Батюшку Филарета ещё не провозили.

Князья Иван и Дмитрий погадали, где могли быть поляки с пленником, и ни к чему путному не пришли. Оставалось одно — ждать. Оседлали две дороги — от Москвы и от Звенигорода. И провели в засаде сутки, но напрасно. Князь Иван упрекнул Родиона:

— Может, ты обмишулился? Что как поляки погнали его не в Смоленск, а в Калугу?

— Всё слышал верно. Гетман Сапега так и сказал: гоните их в стан под Смоленск, — ответил Родион без сомнения.

— Вот оказия, — расстроился князь Иван.

И москвитяне простояли три дня и три ночи. Согревались в шалашах из хвои, близ кострищ, спали вполглаза, но не голодали, лишь маета душевная одолевала. Князь Иван трижды посылал людей в сторону Волоколамска и Шаховского в надежде там обнаружить следы Филарета. Однако и конвой и пленник будто в воду канули. И пришлось возвращаться несолоно хлебавши.

Какова же была радость Ивана Романова и его свояка князя Дмитрия Трубецкого и всех боевых холопов, когда на Смоленской заставе им сказали, что два дня назад в Москву, в сопровождении звенигородских мужиков, вернулся Филарет Романов.

Случилось то, чего больше всего боялись поляки. На лесной дороге за Звенигородом на поляков напали партизаны-ополченцы. Ляхи и оглянуться не успели, как дюжие мужики с кольями расправились с ними. И не было убитых, но были побитые и пленные поляки. Их быстро угнали в лес, и на дороге вновь наступила тишина. В лесу староста партизан накинул на Филарета овчинный тулуп и сказал ему:

— Мы тебя знаем, владыка, лиха тебе не желаем. Ты служил нам, но не самозванцу. Ноне же отвезём тебя в Москву, живи в мире.