– Ты где была? – повторяю я свой вопрос.

Она, приоткрыв глаза, пытается навести фокус на меня. Я терпеливо жду.

– Играла в текилоч… бутылочку…

– Бутылочку? – сузив глаза, переспрашиваю я. Вот если память мне не изменяет, там целоваться надо. Меня накрывает новый приступ ярости. – И с кем ты целовалась?

– Тиш… тиш… тиш… – пытается она закрыть мой рот своей ладошкой, естественно, промахиваясь и тыча мне пальцами в глаз. И наконец-то поймав мой нос, сжимает его пальцами и, немного потрепав, заливается звонким смехом.

Так! Настя! Моему терпению тоже есть предел! Я резко отворачиваюсь, убирая её руки, и отступаю. Она тут же съезжает по стенке вниз на пол.

Закрывая лицо руками, она начинает всхлипывать. О боже! Она что, плачет? Я опускаюсь на колени,
с тревогой пытаясь заглянуть ей в лицо. Нежно проведя рукой по волосам, я спрашиваю с нескрываемым беспокойством:

– Что случилось?

Она на секунду замирает, и спустя секунду всхлипы возобновляются, но я понимаю, что она на самом деле истерически хохочет. Нет, ну ты серьёзно? Живёшь с учителем и так нажралась во время школьной поездки! Я и выгнать из школы могу тебя, между прочим. И всех, кто с тобой в бутылочку играл!

– Знаешь… – перестав смеяться и подняв голову, говорит она внезапно серьёзно. – А ты мне нравишься…

То ли от того, что её речь прозвучала на удивление связно, то ли от того, что в этот момент её лицо не кривила пьяная ухмылка, но моё сердце вдруг странно ёкнуло.

– Правда? – не знаю зачем, переспросил я. И она, расплываясь в своей неотразимой лыбе и потрепав меня за щеку, добавила:

– Ну конеша… гы… гы… гы…

А я почти тебе поверил! Даже пьяная, ты играешь с моими чувствами. Думаешь, тебе удастся так легко сменить тему? Я резко встаю и строго говорю:

– Настя. Ты. Пьяна. Кошмар! Ты где так нажралась?

Она молча кивает, принимая этот неопровержимый факт.

– И с кем ты так напилась?

– Со всеми… – выдыхает она виновато.

– С вами был Кирилл? – и почему этот вопрос так беспокоит меня.

– Был…

– Ты с ним целовалась? – А этот вопрос почему-то беспокоит меня ещё больше.

– Нет… я ни с кем не целова…сь…. я пила текилу… – немного путаясь, отвечает она, и глубоко вздохнув, она тянет ко мне руку. Я помогаю ей подняться, и она, заглядывая мне в глаза, очень чётко, но тихо произносит: – Я хочу только тебя…

И закрывая глаза, она вытягивает ко мне свои губы. Мда… Было бы смешно, если бы не так печально! Слегка встряхнув её за плечи, я привожу её в сознание, заставляя открыть глаза.

– Идём. Спать, – со вздохом говорю я, чувствуя, что её тело снова обмякает в моих руках.

– Не хочу! – активно машет она головой. Зря! Ой зря! Всё тело сжимает предрвотная судорога, и я в панике быстро подтаскиваю её к туалету, ели успевая открыть крышку унитаза. Она сдерживается изо всех сил, закрывая рот руками, но сквозь пальцы уже просачивается тошнотная жидкость, капая на одежду. Я наклоняю её голову над унитазом. Из неё вырывается фонтан, нет, скорее водопад рвоты. Фу! Чёрт! Я не успеваю убрать ей волосы, и теперь по ним в туалет стекает вонючая жижа. Характерные звуки и вонь наполняют комнату. Меня уже самого тошнит.

Она пытается посмотреть на меня, по перепачканному лицу текут слёзы. Мне становится её безумно жаль.

– Давай-давай ещё, – подбадриваю я её к очередному сеансу рвотоизлияния, и она выворачивается наизнанку. Я, ненадолго оставляя её, приношу стакан воды, она жадно выпивает его и, немного отдышавшись, продолжает своё нехитрое дело. Спустя пару минут я подаю ей очередной стакан воды, она, выпив его почти до дна, тянется к умывальнику. Я помогаю ей умыть лицо.

С интересом наблюдаю, как она пытается засунуть голову под струю, чтобы вымыть волосы. Зрелище крайне комичное, учитывая короткую длину и низкопосаженность крана.

– Нет-нет, – смеюсь я, – тут лучше душем.

Она на автомате кивает и направляется к душевой кабине, спотыкаясь о ступеньку и повисая на раздвижной двери. Я уже жалею о своих словах. Помогаю ей подняться на ноги. Опираясь о стену, она неуклюже влазит в душ. Зачем только я сказал про душ? И спустя секунду она стоит уже полностью мокрая. Решила и одежду заодно постирать? Трясущими руками наляпав себе в руку шампунь, она пенит волосы, а затем вытирает пятно от рвоты на футболке. Светло-голубая ткань намокает и прилипает к её телу, просвечивая черный лифчик.

Мне вдруг становится неудобно, словно я подглядываю. Но она же знает, что я ещё стою здесь?

Смывая с себя пену, она ловит ртом струи воды и водит по телу руками, словно принимает душ без одежды.

– Эй, – даю я о себе знать, когда она, почувствовав, что её промокший наряд здесь явно лишний, пытается стянуть с себя мокрые джинсы.

– Помоги, – немного плаксиво просит она, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь ступнёй зацепить штанину. Вцепившись руками в стенки душа, она изо всех сил пытается сохранить равновесие.

«И чья гениальная идея была пустить её в душ? Ну что ж, теперь давай сними с неё штаны и останься при всём этом джентльменом!» – издеваюсь я сам над собой, а она уже нетерпеливо вышагивает из душа, стуча зубами от холода и опять спотыкаясь о ступеньку. Подхватывая её за локти, я предотвращаю грандиозное падение.

– Стой спокойно, – тихо командую я, опускаясь на колени перед этой мокрой и дрожащей от холода дурочкой.

*** Настя Селиванова, одиннадцатиклассница, живой труп, пропитанный алкоголем ***

Сознание, словно после затяжного отпуска, несмело возвращается в моё коматозное тело. Меня куда-то везут. Стоп! Остановитесь! Нет, меня катают по кругу. На карусели! Стойте! Что вы делаете?

Пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Приложив тонну усилий, я все-таки приподымаю веки. Вижу потолок, который за секунду провернулся вокруг своей оси и поплыл в сторону.

К постоянному ощущению вращения прибавляется неописуемая головная боль. Голова, словно вот-вот взорвется. Даже думать больно.

Сделав неимоверное усилие, я попыталась перевернуться на бок. Мой нос и губы уперлись во что-то теплое и мягкое. С еще большим усилием я протягиваю руку, чтобы пощупать, что же это.

Хм. Спина. Медленно завожу руку вперед на грудь. Это мужчина. Голый. Возвращаю руку на бок своего соседа и пробегаюсь вниз, туда, где должны начаться брюки, джинсы, штаны, трусы в конце концов! Но там их нет! Кончики пальцев улавливают лишь кожу обнаженного бедра. О боже! Вмиг широко открываю глаза, упираясь взглядом в широкую спину, и с замирающим от страха сердцем, осторожно опускаю руку туда, где находится отличительный орган, дабы в последний раз убедиться, что это точно мужчина и он точно голый.

Но мой кроватный сосед, раскусив сей дьявольский план, идет на перехват и возвращает мою руку к себе на грудь, слегка сжимая мои пальцы. О боже!