— Ну?

— Что?

— Что «что»? Давай уже, колись.

Гриша понял, что Шрудель не отстанет.

«Нужно срочно придумать какое-то объяснение, — подумал Гриша, — а про перелет во времени лучше отложить. Сейчас он все равно не поверит, да и объяснять долго. И потом, я его второй день знаю. А вдруг он всем разболтает? Тогда меня точно как шпиона за жопу возьмут».

— Ну, хорошо, — сказал Гриша. — Понимаешь, Вов. Я просто не хотел говорить. Я действительно москвич. И я действительно давно не был в Москве. Я, понимаешь, эээ… в общем, сын дипломата. Мой отец в нашем посольстве в Америке работает. И я там тоже жил. Какое-то время. А потом решил вернуться на родину.

— Ты — дурак? — с каким-то сочувствием спросил Шрудель.

— Почему? — опешил Гриша.

— Жил в Америке и решил вернуться.

Тут Гриша почему-то разозлился. То ли на «дурака», то ли на то, что версия с папой-дипломатом ему самому показалась довольно глупой.

— Слушай, Вов. Ты в Америке бывал?

— Нет.

— Ну а чего ты мне тогда втираешь? Я там довольно долго прожил и могу сказать, ничего особенного там нет. Тем более рая. Это вы здесь все на Западе помешались. Сигареты, жвачка, свобода! Нет, конечно, что-то там лучше организовано, но… далеко не все. Видел бы ты, какая там грязь в Нью-Йорке, или бюрократию тамошнюю, или… как живут творческие люди… А твоя пресловутая свобода слова — миф! Нет никакой стопроцентной свободы. Да! Говорить можно о чем хочешь. Только кто это услышит? Хочешь книжку написать? Пиши. А на какие шиши издавать будешь? Какая уж тут свобода слова! Всюду деньги правят. Инвесторы, спонсоры. Вот пришел ты в газету работать и говоришь: хочу правду писать. А газета издается на деньги республиканской партии. И тебе говорят: хочешь писать о демократах правду? Пиши. А будешь наших республиканских конгрессменов критиковать, иди на хер. Вот так-то!

Гриша говорил вдохновенно, хотя сам в Америке ни разу не был. Тем более в 75-м году.

— Слушай, Гранкер, — выдавил опешивший от Гришиного монолога Шрудель, — а ты, оказывается, умный, глубокий собеседник.

И после паузы вздохнул:

— Вообще-то я и сам догадывался, что рая там нет, но ты прямо с таким жаром это утверждаешь…

— Только я прошу тебя пока никому об этом не говорить.

— Что Америка — не рай?

— Что я — сын дипломата.

— О чем речь, старик! — воскликнул Шрудель с такой обидой в голосе, что стало ясно — разболтает все, причем всем и в течение часа.

Но Гриша облегченно выдохнул — кажется, легенда «прокатила». Он уже было собрался переключить внимание Шруделя на что-то другое, но тот сделал какой-то упреждающий жест рукой.

— А все-таки?

— Да что еще?! — возмутился Гриша.

— Слушай, Григорий. Я же не идиот. При чем тут Америка, если у тебя в сумке календарик 2008 года, монетки всяких непонятных годов и даже чек из магазина 2008 года с какими-то странными товарами? Ты правду скажи.

— А ты поверишь? — зло усмехнулся Гриша.

— А почему нет?

«Ай, все равно деваться некуда», — подумал Гриша. Шрудель был незаменимой фигурой, тем более если учесть отсутствие у Гриши нормальных документов и жилья.

И он сдался — рассказал все, как на духу — и про поход в «Иллюзион», и про ремонт, и про подземный ход.

Параллельно посвятил в некоторые исторические детали будущего: перестройка, развал СССР и прочие прелести. Приготовился он, конечно, к худшему, а именно подозрению в психической неполноценности, но, как ни странно, Шрудель поверил его сбивчивому рассказу сразу и безоговорочно. Прагматичность легко уживалась в нем со слепой верой в чудо, как уживались в нем многие взаимоисключающие вещи. Грише даже не потребовалось предъявлять свой настоящий паспорт, который держал в карманах джинсов и никому не показывал. Собственно, содержимое сумки и без того было слишком красноречивым.

— Верю, старик, — заявил Шрудель, дослушав рассказ и хлопнув ладонью по столу. — Вот хочешь, режь меня, хочешь, ешь меня, а верю! Прям как Станиславский.

— Станиславский вроде, наоборот, «не верю» говорил, — робко поправил его Гриша.

— Ну, он же не все время «не верил», иногда, наверное, и верил, — резонно возразил Шрудель и тут же добавил в своей излюбленной суровой манере с ленинским прищуром: — И что намерен делать?

— По поводу чего? Аа… в этом смысле. А что тут сделаешь?

— Ээ, не скажи, старик. Тут должна быть какая-то польза.

— Ты, по-моему, уже ее начал извлекать, — хмуро отозвался Гриша, покосившись на сумку, которую Шрудель начал с утра пораньше облегчать.

— Не, я о другой пользе. Я о более глобальных вещах.

— Да бог с ними, с глобальными вещами! У меня там девушка осталась, родители, друзья. Ты что, не понимаешь?

— Да понимаю, старик, понимаю. Не кипятись. А ты попасть обратно пробовал?

— Ну, конечно, пробовал. Только там вчера все закрыто было. Тут ведь главное логику понять, а это-то у меня и не выходит. И думать уже об этом не могу — крыша едет…

— Какая крыша?

— Ну, в смысле, с ума схожу… Понимаешь, я тут подсчитал: через шесть лет должны познакомиться мои родители, а через семь я сам должен появиться на свет. Нужно ли их знакомить или они сами познакомятся?

Кажется, впервые Гриша увидел на лице Шруделя растерянность. Но он был рад, что наконец нашел кого-то, с кем может поделиться своим несчастьем.

— А если я сам появляюсь, то как это будет сочетаться со мной нынешним? Это что значит, что в будущем нас будет двое? И потом, если я когда-нибудь перенесусь обратно в будущее, я, значит, останусь молодым, а ты и все другие постареют? И как же будет выглядеть среди вас моя неизменившаяся внешность? Но самое главное — это все-таки понять, как я сюда попал и как мне попасть обратно.

— И?

— Ни хрена не понимаю. Я-то надеялся, что, может, все — сон. Такой дикий реалистичный сон. И проснусь я сегодня утром не у тебя на балконе, а у себя дома… а может, и на лекции… Но ты меня разбудил, я глянул с балкона на улицу, и все. Люди одеты по вашей моде, мимо едут «запорожцы», «жигули» и «волги» и никаких тебе «тойот», «мерседесов», не говоря уж про всякие внедорожники.

— Вне что?

— Внедорожники. Машины такие. Ай, забей. Забудь, в смысле. Не в этом фишка. То есть суть. А суть в том, что мне надо понять ло-ги-ку. И, если я ее пойму, то, может, выберусь отсюда.

— Черт, старик, — разнервничался Шрудель. — Ты меня совсем замутузил своими вопросами. Столько информации и в один присест. Впрочем, можно сегодня попробовать пройти через подземный проход в «Иллюзионе». Мне-то можно с тобой? А то я бы не отказался к вам смотаться. Любопытно же.