— Поблагодарить???

Мне кажется, я сплю и вижу Ника: доброго, ласкового, произносящего слова поддержки вместо упреков.

— Да. Спасибо. Трал был изношен задолго до того, как ты ступила на остров. И предчувствие появилось как нельзя вовремя. Случись беда, досталось бы всем. Не только тебе.

— Ты правда не злишься?

— Нет. Это оказалось неожиданно весело и интересно. А еще — мы втроем здорово сработались, правда?

Да уж, команда у нас замечательная, а вот реакция Ника кажется весьма и весьма подозрительной. Не тому ли он так рад, что я сама взяла его за руку?..

8. Татуировка рода (2)

Остаток дня мы с Ником снова сидим дома. Я свыкаюсь с мыслью, что не увижу ни тканей диковинной красы, что приготовили для нас атланты с чужого острова, ни вечернего праздника. Скорей бы пришел Тим и рассказал, как все прошло… Но его нет. Нет никого, весь город словно вымер. Когда ближе к закату под окнами слышится знакомое перешептывание и сдавленные смешки, я радуюсь им, как родным, и резко распахиваю форточку.

— Эй! Есть среди вас смельчаки? Кто-нибудь, кто не боиться поговорить с кошмарными чужаками? — кричу я стайке черноволосых детей, которые при виде меня бросаются наутек. Потом отхожу и сажусь в одно из плетеных кресел, закинув ногу на ногу.

После продолжительной паузы в окне появляется щуплый мальчишка лет десяти. Парламентер, значит. В его глазах мешается страх и жгучее любопытство. Он быстро осматривает комнату, выискивая личные вещи — диковинные предметы, подтверждающих мое иноземное происхождение. Тонкий, шустрый, готовый сорваться на бег при малейшем признаке опасности. На меня почти не смотрит, настойчиво отводя взгляд в сторону.

— Как тебя зовут? — я сижу неподвижно, чтобы не спугнуть ребенка.

— Мирро, — бурчит он в пол.

— Приятно познакомиться, Мирро. Я — Варя, — радуюсь тому, что наши имена оказались созвучны. — Заходи, поговорим. Дверь открыта.

Мальчик чуть приоткрывает дверь и бесшумно просачивается в образовавшееся отверстие. Замирает на пороге, держа руку у округлой рукоятки предмета, заткнутого за пояс.

Похоже, наш маленький гость вооружен! Надо бы с ним поосторожней. Кто знает, с какого возраста атлантийские мальчики умеют метать ножи?

— Ты боишься меня, Мирро? Почему?

Из спальни показывается Никель. Мальчуган дергается, но остается на месте — и, правда, смелый.

— Ты странная… — Мирро, набравшись отчаянной решимости, обводит меня взглядом с ног до головы, — и страшная. Одеваешься, как мужчина, и не заплетаешь волосы.

— Точно, — подает голос Ник, — ей следовало бы чаще расчесываться.

Мысленно советую ему засунуть свое мнение куда подальше.

— А еще? — обидно, конечно, слышать, что ты «страшная», когда косметологи Набила приложили все усилия, чтобы добиться обратного эффекта, но мне хочется взглянуть на себя глазами коренных атлантов. Понять, что со мной не так.

— У тебя нет ни одной татуировки о принадлежности к роду, — в голосе юного островитянина столько упрека, что мне невольно становится стыдно. — Взрослые говорят, что из-за тебя вся рыба ушла из наших вод.

Я вздыхаю и показываю на второе кресло, предлагая ему сесть.

— Ну, во-первых, вся рыба уйти не могла. Я присутствовала при ловле косяка фиори на днях.

— Правда?

— Да. И мой друг лично пронзил двух из них безжалостным острым копьем, — наклоняюсь вперед и прищуриваюсь. — Они были ничуть не страшными и вполне обычными, но мы все равно съели их, понимаешь, Мирро?

— Угу, — мальчик смотрит на Никеля, и в его глазах зажигается огонек восхищения. Тот, осознавая, что его только что приняли за безжалостного убийцу рыб, вспыхивает, собирается запротестовать, но я не даю ему слова:

— Во-вторых, я умею делать прически. Плету косы из трех, четырех и даже пяти прядей. Просто не хочу этого делать.

— Почему?

— Потому что там, откуда я родом, больше любят распущенные волосы.

— А откуда ты родом? — он подскакивает от возбуждения. — Из другого мира? Правда, что там совсем-совсем нет моря?

— Чушь, — фыркаю я. — Там есть море, и не одно. Но мы не используем его как дом, а просто плаваем по нему.

«Ходим», — мысленно поправляет меня Ник. — «Плавает сама знаешь что (1)».

«Ты-то уж точно плаваешь!»

— «Просто плаваете»? А на чем? Где же вы живете? — не имея ни малейшего понятия о наших молчаливых перепалках, тараторит Мирро. Живое детское любопытство и восторг ко всему неизведанному пересилили страх: он скачет вокруг нас, мало что, на коленки не залазеет.

— На суше, само собой. На моей планете есть пять континентов… Не знаешь, что это? — я задумываюсь, как объяснить явление, столь привычное для меня и поистине фантастическое для ребенка, никогда в жизни не ступавшего на настоящую землю. — Континент — это огромный остров, такой гигантский, что его не пересечь, даже если идти пешком целый месяц. Еще у нас есть множество островов поменьше. И все они вырастают из моря сами собой. Человек не приложил руку к их созданию.

— С ума сойти!

— И ТРЕТЬЕ, — я перебиваю его, опасаясь, что такими темпами мне придется отвечать на вопросы вечно. — У меня есть татуировка о принадлежности к роду.

— Где?

— Вот здесь, — я закатываю левый рукав и показываю ему тыльную сторону предплечья.

Мальчишка подается вперед и с разочарованием констатирует:

— Но там же ничего нет…

— Есть. Но она открывается только своим. Людям из моего рода, — хмурюсь и делаю вид, что стою перед сложным выбором. — Хочешь, я покажу ее тебе?

— Конечно!

— Иди сюда, — я подмигиваю Никелю. Он достает из кармана умещающийся в ладони фонарик, и проводит голубой полосой вдоль моего предплечья. В ультрафиолетовом свете на коже проступают шесть концентрических, вложенных одна в другую окружностей — символ иных (2).

— Ну вот, теперь ты тоже принадлежишь к моему роду. Если бы татуировку могли видеть все подряд, в этом не было бы никакой тайны, так ведь? — я многозначительно подмигиваю Мирро.

— Да, — мальчик поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Долго, серьезно, затаив дыхание.

— А теперь иди и никому не рассказывай о ней, договорились?

— Договорились.

— И еще, Мирро, запомни: если кто-то не похож на тебя, это еще не значит, что он плохой.

Двери закрывается за посетителем, и Ник закатывает глаза.

— Какая пошлость! «Запомни, Мирро…». И чего ты хотела этим добиться? Думаешь, теперь он вырастет чутким, понимающим, и будет уважать чужаков, даже если остальные готовы предать их анафеме лишь за внешний вид?