Феодосиевы стены Константинополя. Возведены в 408–413 гг., укреплены после того, как часть их обрушилась при землетрясении 447 г.

На снимке – участок стен, реконструированный в 1980-е гг. на средства ЮНЕСКО

Классическим становится трехчастное построение – центр и два фланга. Знаменитая русская триада: посередине «чело», обычно это пешая рать из ополченцев – «воев», с топорами, луками и сулицами (короткими метательными копьями); по краям – «крылья», конные отряды дружинников, в начищенных до блеска «бронях», с длинными копьями, щитами и мечами (позже – саблями). Со временем боевой порядок усложняется, обретает глубину – войско выстраивается в две линии. Первую линию образует передовой полк (реже – два полка: сторожевой и передовой); вторая линия имеет уже знакомую нам трехчастную структуру: в центре – «большой полк», на флангах – «полк правой руки» и «полк левой руки». В особый отряд выделяются воины-пехотинцы, вооруженные луками. Они размещаются перед первой линией и встречают противника градом стрел, а затем отходят к передовому полку. (Позже, в пору возвышения Москвы, в построении войска начинает использоваться и третья линия: ее образует «засадный полк» – резерв.)[164]

В средневековой Западной Европе «на полях сражений господствовал одиночный бой тяжеловооруженных рыцарей, а пехота играла роль живого препятствия, обреченного на истребление»[165]. Орденские государства, чьи организаторы во время крестовых походов имели контакты с византийцами и кое-чему у них научились, противопоставили русскому строю усеченный клин, именуемый в народе «свиньей», однако и с этим бронированным тараном успешно справлялся стойкий и маневренный «полчный ряд».

Если искать аналоги русскому боевому порядку, без ромейского наследия не обойтись. Построение войска как минимум в две линии, с использованием при этом резерва, – одно из важнейших требований византийской военной науки, глубоко усвоившей греко-римский опыт: «В необходимости создавать двойную линию строя и выделять резерв. сочетаются, как мы полагаем, и здравый смысл, и многие необходимые основания.». Даже если противник «обратит в бегство первую линию, – поясняет Маврикий, – …в результате столкновения строй врагов нарушит свой порядок и окажется деформированным перед лицом упорядоченной силы, то есть перед второй линией. И вообще необходимо иметь в виду, что двойной строй пригоден не только против равных боевых сил. но и против превосходящих.»[166] Другое важное предписание византийского полководца – стараться по возможности воевать на территории противника: «Если стратиг полагает, что он имеет достаточно сил для борьбы с врагами, то ему следует стремиться вести войну лучше на чужой земле, чем на своей. Те, которые сражаются на чужой земле, находятся в состоянии большего напряжения, и борьба там ведется не за одни только интересы государства, для чего воины и предназначены, но и за их собственное спасение», ведь там для них нет укрытий на случай опасности[167]. Именно такой, наступательной, стала стратегия Владимира Мономаха в отношении половцев: объединенными силами нескольких русских земель он предпринял три успешных похода вглубь половецких степей и отбросил основные силы кочевников далеко на юг.

Разумеется, одинаковые цели в аналогичных обстоятельствах диктуют схожее поведение. Известный византолог Г. Г. Литаврин отмечал: «.в историографии, как правило, говорится об огромной роли византийской цивилизации, о ее широком и плодотворном культурном влиянии, но редко отмечается одно не менее важное обстоятельство: Византия на юге, а Древняя Русь на севере стояли как форпосты Европы в борьбе с кочевниками. Защищенные с запада океаном, а с востока Византией и Русью, страны Западной и Центральной Европы имели, несомненно, лучшие условия для развития. Их войны друг с другом и внутренние феодальные раздоры требовали несравненно меньшей затраты сил, чем отражение непрерывного натиска восточных племен и народов»[168].

Сходные задачи, решаемые Византией и Русью, предопределили известную близость их военно-политических стратегий. Но оценивая путь, пройденный отечественной воинской наукой, нельзя исключать и прямую преемственность ею византийского боевого опыта.

Вопрос о том, насколько были освоены русскими полководцами военные знания византийцев, остается во многом открытым. Е. А. Разин, автор «Истории военного искусства» – книги, признаваемой классической, отвечал на него с предельной осторожностью: «Интерес к военной культуре Византии проявляли киевские князья…»[169]. Личность одного из них мы попытались установить. Это, по нашему убеждению, Владимир Всеволодич Мономах.

Всеволод Юрьевич, внук Владимира Мономаха, несомненно, читал его «Поучение». Как военачальник он многое почерпнул и в ходе общих операций с опытными полководцами. Таковым, например, являлся воевода Борис Жидиславич, вместе с которым Всеволод в 1169 г. брал Киев, а восемь лет спустя, когда былой соратник оказался в стане противников, одержал победу теперь уже над ним. Но все это случилось после «царьградской ссылки». А в Константинополе дотошный школяр наверняка познакомился с византийскими наставлениями по военному делу. Что подтверждает эту версию? Да хотя бы тактическое мастерство молодого Юрьевича. В знаменитом сражении на реке Колокше в 1176 г. умелым маневром поделенного на две части войска он обратил в бегство рать рязанского князя Глеба и, преследуя отступающих, полонил его самого, «и сына его Романа, и шюрина его Мстислава Ростиславича, и дружину его всю изъимаша, и думци его извяза все, и Бориса Жидиславича, и Ольстина, и Дедилца, и инех множество, а поганые Половци избиша оружьем»[170]. Летописец, рассказывая о победе Всеволода, перечисляет имена виднейших бояр в стане соперников владимирского князя, но не называет ни одного воеводы в его собственном ополчении. И это не упущение историографа. Опытных советников («думцев»), испытанных воевод не было в ту пору у Всеволода, ведь боярская верхушка РостовоСуздальской земли выступила против него. Оперативное руководство войском осуществлял он сам.