Рытольника находят. Дохлого и наполовину засыпанного землей. Об этом я узнаю уже на следующий день, когда просыпаюсь ближе к полудню. И хоть практикум у нас отменился ввиду неожиданных обстоятельств, но от пар нас все равно освободили — как-никак, а полночи мы все же шастали по старому погосту и даже получили несравненный опыт в том, что в любой ситуации нужно думать в первую очередь головой. Эти слова нам вдалбливает всю обратную дорогу до корпусов расстроенный Сердик, кидая выразительные взгляды в сторону поникшей Лавон.

— Но с другой стороны, — перечит ему Стюарт, утешающе обняв одногруппницу за плечи. — Если бы Лавон не потащила Есению за собой, а та не упала в яму, никто б о рытольнике не узнал, и обе группы могли пострадать.

Эта фраза немного осаждает пыл Седрика, и он, хоть и, не сказав ничего в ответ на рассудительное замечание Стю, все же прекращает упрекать и без того опечаленную девушку.

После позднего завтрака по привычке наведываюсь в триста тринадцатую комнату, уже не надеясь на ответ. Но на стук, к моему глубокому удивлению, дверь все же отворяется, и на пороге меня встречает не менее удивленный Кейн.

— Есения? — его брови изумленно прыгают вверх.

Судя по всему, парень только что откуда-то вернулся. На нем потрепанная кожаная куртка, а через плечо перекинута сумка. Но больше всего меня озадачивает глубокая свежая царапина, пересекающая щеку. В субботу ее еще не было. Неужели тот прохожий ранил моего знакомого?

— Э-э-э, привет, — переминаюсь с ноги на ногу, ощущая внезапную неловкость, и старательно отвожу взгляд от раны. М-да, как я раньше не подумала, что ему скажу при встрече.

— Здравствуй, — изумление на лице парня, наконец, сменяется привычным добродушием и приветливостью, а губы трогает открытая улыбка.

— Кей, кто там? — из глубины комнаты доносится смутно знакомый голос. Не успеваю я и сообразить, кто это может быть, как возле моего собеседника появляется уже до оскомины на зубах надоевшая особь.

— Есения? Как мило, — щерится блондин. — Ты беспокоилась о нас?

— Он нем, — киваю подбородком на Кейна.

— А как же я, прекрасная леди? — наигранно обиженно кривится Джер. — Вы поразили меня в самое сердце своим равнодушием и жестокостью.

Фыркаю в ответ, едва сдерживая смех. Это что, новый вид флирта? Блондин решил, что раз прибить меня в праведной мести не удалось, то следует действовать другим путем. Сначала влюбит меня в себя, а потом, когда я расслаблюсь и поверю его лживым речам, отомстит с чувством глубокого удовлетворения. Нет, на такое я не поведусь. Ишь чего удумал! Мне блондины никогда не нравились.

— Может, зайдешь? — спрашивает меня Кейн, искоса кидая строгий взгляд на паясничающего друга.

— Нет, спасибо, — качаю головой. — Мне уже пора.

Отступаю на шаг и поспешно прощаюсь, желая поскорее убраться отсюда.

К концу недели вся академия гудела как трансформаторная будка. И хоть о случае, который произошел на совместной практике боевиков и первокурсников, нам рассказывать запретили, дабы не плодить лишние слухи и домыслы, но они и так плодились со страшной силой, и без нашей участи.

Не обсуждали рытольныков на заброшенном кладбище только ленивые или немые. Среди студиозов ширились разнообразные теории, вплоть до самых невероятных. Особо одаренные уникумы считали, что это я сама приволокла обе тушки нечисти, дабы напугать одногруппников, и меня из-за этого чуть не исключили. Да-да, именно так и говорили, дескать, я всю ночь провела в ректорском кабинете, слезно вымаливая прощение. Профессор Эзофилус со скрипом согласился, потребовав взамен мою душу в личное услужение, и теперь у меня испытательный срок до первого замечания. Большинство этому особо не верило, но некоторые все же с опаской косились в мою сторону, соображая, на что способна эта хрупкая девчушка, если она ради простой шутки заманила на старый погост нежить второго класса.

Другие, наоборот, с какого-то перепугу решили, что я, скромничая, выдумала неравнодушного прохожего. На самом деле никто меня не спасал, а я сама кинулась на рытольника и, за неимением подручных средств, голыми руками порешила бедолагу. Второй издох от разрыва сердца узрев, что я сотворила с его товарищем. Их даже не убеждало, что рытольника засыпало землей в результате взрыва артефакта, а у меня он вряд ли мог быть. Такое оружие не выдают первокурсникам.

Впрочем, сплетни меня не особо волновали, тем более что я знала — со временем они утихнут, надо только подождать.

А вот что меня по-настоящему взволновало, это рассказ Талбота. Одногруппник, через несколько дней после происшествия поделился удивительными, но весьма печальными, фактами. Оказалось рытольники все же пришли куда надо. В ходе расследования нашли свежее групповое захоронение, в котором покоилось около десятка тел, и несколько одиночных могил аналогичной свежести. По данным следствия все усопшие были больны лисмой и умерщвлены не больше недели назад.

Кто мог такое сотворить, не укладывалось в голове, но от одной мысли, что в Авердине завелся изощренный маньяк-убийца, который любит заражать своих жертв жуткой болезнью, волосы на голове становились дыбом.

Естественно, эту информацию Тал настоятельно просил держать в тайне, волнения среди народа ни к чему хорошему не приведут.

Как я и предполагала, болтать о злобной твари и ее укротительнице, то бишь обо мне, перестали через пару недель. Да и не до этого стало учащимся. Время на раскачку закончилось, и преподаватели начали свирепствовать на полную. Тут хоть бы успеть выспаться, а не языками чесать. Да и других новостей хватало.

На носу у студенческой общины намечался огромный праздник, который все называли “Ночь Беды” или “Ночь Мертвых”. Девчонки уже во всю подбирали себе наряды, хоть до самого торжества еще больше недели оставалось, и сплетничали о том, кто с кем будет танцевать и сколько парочек в этом году образуется после праздничной ночи.

Я особо не участвовала в этих обсуждениях, надеть мне было нечего, а тратить копейки стипендии на ненужные тряпки не хотелось. Уже целых полбюджета было отложено на покупку теплого свитера, чулок, носков и плаща. Моя парка с Земли совершенно не подходила, а жаль… Я и так экономила изо всех сил, но осень поворачивала к зиме, по утру иже часто на траве можно было заметить заморозки. Я пока еще обходилась тем, что у меня есть, стараясь побыстрее перебегать из учебного корпуса в жилой и обратно, но тянуть больше некуда, придется завтра наведаться на рынок и в том же комиссионном магазинчике поискать необходимые вещи.

По дороге домой еще намечаю несколько дел на выходные и, наконец, ныряю в теплое фойе общежития.

— Ох, деточка, — восклицает сердобольная вахтерша, мистрис Пуф. — Что же ты так оделась легко. На дворе, поди, не лето!

Она сочувственно смотрит на меня, зябко кутаясь в пушистую белую шаль.

— М-м-м-мне не холодно, — выстукиваю я зубами, и, во избежание последующих вопросов и нравоучений, быстренько шмыгаю к лестнице.