О том, что побег оттуда невозможен, знала вся Россия. Только одному человеку удалось сбежать и то как раз для подтверждения аксиомы «удрать из Бутырки может только волшебник».

Идея взбрела на ум высшему тюремному начальству в мае 1908 года, и не где-нибудь, а в ресторане «Яр». Там выступал с фокусами американский гастролер мистер Гудини. Его опутывали цепями, надевали наручники, сажали в пианино и заколачивали сверху крышку трехдюймовыми гвоздями. Затем на пианино накидывали простыню. Простыня сперва висела неподвижно, потом начинала шевелиться, ее срывали — и перед публикой, раскинув руки в актерском «комплименте», стоял абсолютно свободный мистер Гудини. Ему предложили помериться силами с Бутыркой, и он не отказался. Все жуткие условия, которые огласило тюремное начальство, он принял спокойно. Приехав в назначенное время, разделся донага и позволил тюремному врачу тщательно себя обследовать. Потом мистера Гудини в присутствии репортеров заковали в кандалы установленного образца, в цепи и посадили в особый металлический вагон, в котором опасных арестантов переводили из Москвы в Сибирь. Стены и крыша этого вагона были сделаны из листового железа. Двери запирались на замок, причем ключей от замка было два: один, для запирания, хранился в Москве, другой, для отпирания, — в Чите. Воздух свет и продовольствие поступали сквозь крошечное окошко. Такое же маленькое отверстие в полу служило для естественных нужд. Мистера Гудини заперли и стали ждать результата. Ждали ровно двадцать восемь минут. Как фокусник оттуда выбрался, так никто никогда и не понял…

Кот слышал на каторге эту историю. Побег американца стал праздником для заключенных, и о нем уже складывали невероятные легенды. Гриша прекрасно понимал, что у него такой заковыристый трюк не выйдет. Так что нельзя было допустить водворения в Бутырку. Ни в коем случае.

Кошко связался с Московской конвойной командой, которая располагалась на Лесной, близ Бутырки. Он прямо сказал:

— Этот голубчик не зря назвался Атаманом Адом. Будьте с ним очень осторожны, господа. Это не зачуханный хитрованец.

— И не с такими справлялись, господин Кошко, — ответили ему.

У каждого учреждения есть своя мания величия. Офицерам конвойной команды казалось, что двух человек в карете с зарешеченными окнами должно хватить, чтобы доставить Григория Котовского из Гнездниковского по Малой Дмитровке и Долгоруковской прямиком к Бутырке. Ехать-то недалеко — две с половиной версты.

Аркадий Францевич предложил забрать узника спозаранку и сонного. Опять же, на улицах в это время как-то попросторнее, дорога меньше времени займет. Но по непонятной причине тюремный экипаж прибыл чуть ли не к полудню.

Кот под присмотром надзирателей и офицеров конвойной команды оделся и обулся. Для этого с него снова временно сняли наручники, потом опять сцепили руки за спиной. Кошко в это время занимался допросом ворюги, которого в ночь облавы удалось взять прямо-таки чудом, проводил очную ставку с потерпевшей барыней, и было ему не до прощаний с Атаманом Адом. Гришку вывели во двор, усадили в карету между двумя конвоирами и повезли.

Окна в карете были крошечные. Гришка не понимал, куда едет, конвоиры молчали, и от этого в Котовой душе вскипала ярость. Москвы он не знал, по движению кареты и поворотам не мог понять, где находится. И потому чувствовал себя как человек, который вылез на крышу горящего здания. Останешься — сгоришь к чертям собачьим, прыгнешь вниз — ноги переломаешь, а огонь-то все ближе.

Кот резко нагнулся вперед. Выпрямляясь, подался вбок и со всей дури заехал затылком в лицо конвоиру. Не успел второй офицер рта разинуть, как Гришка двумя ногами ударил в дверцу, выбил ее и вылетел на мостовую. Там он упал набок, перекатился, вскочил на ноги и, насколько мог быстро, кинулся в ближайшую подворотню. Запоздалый выстрел только сбил краску с каменного косяка.

Во дворе разгружали телегу с дровами. Дворник толковал с кучером, низкорослый дедок и парнишка споро разгружали телегу. Она как раз оказалась между Котом и дворником с кучером. Увлеченные беседой, оба не заметили беглеца.

Гришка с разбега проехал по раскатанной ледяной лепешке, упал и проделал трюк, о котором слыхал от каторжан. Сжавшись, словно младенец в мамкином чреве, он подтянул колени к подбородку, руки же выпрямил, насколько мог, и сумел перекинуть ноги через цепочку наручников, словно бы перешагнув через нее. Потом, опершись о кулаки, снова поднялся на ноги.

— Ишь ты! — услышал он.

Дедок смотрел на него с восторженным любопытством. Потом сделал рукой известное мановение: сюда! Выбирать не приходилось.

Казалось, и трех секунд не прошло, как Кот выскочил из тюремной кареты, и вот уже он, никем не замеченный, вслед за дедком спешил по лестнице черного хода.

— Они, сукины дети, внуков моих в Сибирь упекли, еще в пятом году, — заговорил наконец запыхавшийся дедок и достал из кармана тулупчика связку ключей. — Знаю я, кого в Бутырку этак возят, — политических! Полезай сюда, я тебя запру. Не боись, не выдам. Тут отлежись, я потом тебя заберу. Вот только как с твоими браслетками быть, ума не приложу.

Гришку впустили в кухню, которая была чиста и пуста — хозяйка явно еще не начала ее осваивать. Каморка будущей кухарки тоже пустовала. Кот забрался в кладовку и закрыл за собой дверь. Там он, сидя на корточках, прислушался: не ломятся ли в дверь конвоиры. Но дедок, похоже, сумел их провести.

Теперь оставалось ждать.

Спаситель куда-то запропал. Забыть не мог — значит, услали с поручениями. Кот сообразил, что дед кормится тут подачками от дворника за мелкие услуги.

Он обошел временное пристанище. Это оказалась наполовину обставленная небольшая квартира. Приличный вид имел разве что кабинет, куда можно было попасть прямо из прихожей. Другая дверь вела в комнату, меблировка которой состояла лишь из большого кожаного дивана. Оттуда Гришка попал в помещение, похоже, спальню. Там уже обретался туалетный столик, совершенно пустой, и стоял комод. В комоде не нашлось решительно ничего, а вот на столике обнаружились кружка и тарелка. В кружке маячили коричневые разводы остатков чая, а на тарелке валялись колбасные шкурки.

Похоже, хозяин квартиры имел еще какое-то жилище, а это обставлял без суеты. Значит, его можно было тут прождать до второго пришествия и помереть с голоду.

— Таки, ох… — пробормотал Кот.

Деваться было некуда. Даже отопри он дверь, то куда бы пошел среди бела дня в наручниках? Значит, надо ждать. А если дедок не появится до ночи, ломать дверь и двигать на Хитровку. Там сообразят, как открыть наручники. Или после облавы наложили от страха в штаны и сами же сдадут Кота легавым. Он-то тут чужой, ни с кем не повязан делом, никому не нужен. Даже Муньке. Страсти страстями, а неприятности с сыскной полицией ей ни к чему…

Оставались анархисты. Или те чудаки, которые выдавали себя за анархистов, а сами тряслись, как овечий хвост, стоило Гришке рассказать им план нападения на почтовый вагон.

Чем дольше тянулось ожидание, тем яснее Кот понимал, что незачем было соваться в эту дурную Москву. Он еще раз прошелся по квартире и забрался в кабинет. Там не нашел никаких достойных внимания бумаг, зато обнаружил книги — целую стопку Сверху лежали пьесы Гоголя, и оттуда торчали клочки бумаги, которыми были заложены нужные страницы. Кот полюбопытствовал — это оказалась комедия «Ревизор». Тут он призадумался: куда ж его законопатил чертов дедок? Не актеришка ли нанимает квартиру? Но если так, на что ему целый кабинет?..