кроваво-красная половина была сделана из плащей стражников, верхняя, темно-синяя половина была вырезана из стен императорского шатра, желтые скатерти, покрывавшие столы в шатре, образовывали очертания золотой короны, а плащи гонцов были сшиты в форме лепестков примулы в центре.

И никто не смеялся и не издевался, потому что ходили слухи, что сам император держал в руке иголку и сшивал все эти разные вещи вместе, чтобы на рассвете его люди получили правильный сигнал.

И они получили то, что нужно".

Мужчина слегка улыбнулся. Если бы кто-то искал самое великолепное доказательство прагматизма Меекхана, он не нашел бы ничего лучше, чем флаг, сшитый из ничего для победы в битве.

И он тут же нахмурил брови, возвращаясь к вишневым холмам.

В последний раз на сегодня.

"Хотя для нас, для Шестьдесят седьмого, это не имело никакого значения. Едва ли пятьсот из нас пережили ночные атаки, и мы не могли видеть развевающееся Знамя, созданное из случайных кусков ткани. Что мы услышали, так это взрыв, неописуемый звук (в любом случае я не в состоянии описать это), когда копыта сорока тысяч лошадей начали стучать по земле. И тут мы услышали, как тяжелые фланги ударили по позициям кочевников с такой силой, что машины, установленные на вершине кургана, не смогли выстрелить ни разу. Мы слышали лязг железа о железо, крики людей, вопли умирающих и ржание лошадей. Эти крики пронеслись мимо нашего холма, разразились с удвоенной силой у его основания и стали стихать, когда все новые полки конницы высыпались из долины и шли в атаку на бегущую армию се-кохландийцев.

И мы стояли там, примерно пятьсот человек. Пятьсот человек из почти двух с половиной тысяч, и среди нас не было никого, кто не был бы ранен. Утром у нас остался только один капитан и два лейтенанта; полковник Самгерис-олс-Терса был убит вскоре после полуночи, разорванный на куски варварами, которые не понимали, почему мы не хотим сдаться или хотя бы быть просто убитыми.

НННКСС был нашим ответом.

Вишневые холмы теперь носят имя полковника Олс-Терса, а ветераны, защищавшие их, носят на манжетах рубашек нашивки НННКСС. И есть те, кто с настоящей гордостью бросается этими красными буквами, но есть и такие, как я, кто отказался бы от права носить их в обмен на мирные сны".

Он потянулся за другим листом бумаги, чувствуя, что Майва, вероятно, права. Описывая эти события, заключая их в клетки слов, написанных на бумагу, он успокаивался. Давно уже не было такого мира в его сердце.

"Я также должен был написать для своей дочери и внуков, как император спас мне жизнь (не считая того, что он в конце концов выиграл битву, ха, ха). Я умирал на том холме, когда императорская свита взошла на него. Не знаю почему, пока шло сражение, но было ясно, что теперь никто не отпустит императора на передовую. Но он взошел на наш холм, сидя на белом жеребце, а когда деревья вытеснили его из седла, он в одиночку поднялся на холм, испачкав кровью свои доспехи и плащ. Нашей и их. И я был первым еще живым солдатом, с которым столкнулся император. Он нашел меня сидящим под деревом, с щитом, прикрывающим мои избраненые ноги. У меня шла кровь из раны на голове, и я плохо видел, поэтому, когда я почувствовал движение, я сначала притворился мертвым, а когда он подошел ближе, я закричал и попытался проткнуть его мечом. Так же, как я делал всю ночь, когда приходили снизу.

Вот что произошло. Я, Мавило Ванесарес, солдат шестьдесят седьмого полка, пытался заколоть Меекханского императора, когда мы впервые встретились лицом к лицу. Я закричал при этом: Не на коленях! Не на коленях, сукин сын!

Мой меч скользнул по императорскому нагруднику, и сопровождающие его стражники бросились на меня, готовые разрубить меня на части. Но Креган-бер-Арленс остановил их одним словом и спас мне жизнь.

И вот что я отвечаю каждому, кто меня спрашивает: Император спас мне жизнь, поэтому я служу ему. Однако это не так. Я не служу ему, потому что он не позволил убить меня. Я служу ему за то, что он сделал позже.

За то, что он отослал своих охранников, велев им искать других живых солдат среди деревьев, а сам некоторое время стоял посреди фруктового сада, на земле, где труп лежал на трупе, а потом подошел к ближайшему из наших павших, опустился на колени, закрыл лицо плащом и, клянусь жизнью своих детей и внуков, заплакал. И я был единственным, кто это видел, так что это были искренние слезы, а не те, которые предназначены для публики. В любом случае, по сей день, я не знаю, знает ли он, что я видел, как он плакал над нами, над каждым погибшим солдатом из Пятого полка, и над тем, чего мы достигли.

Вот почему я стал Бронзовым Ключником и охраняю мир и безопасность Императора.

Ибо Креган-бер-Арленс плакал, стоя на коленях на холме Олс-Терса среди тысяч убитых воинов.

Таковы мои воспоминания о том сражении. Мавило Ванесарес - Бронзовый Ключник".

Последний лист бумаги отправился в стопку, а мужчина слегка улыбнулся и размял руки. И впервые за много лет, в годовщину битвы при Меекхане, он почувствовал сонливость, такую сонливость, которая предвещает хорошую ночь. И хотя близился рассвет, он решил, что все же вернется в постель и немного поспит. Завтра, согласно императорскому приказу, они должны начать перенос покоев правителя из дворца Калиах в Менанер.

Интересные времена близятся.

* * *

Император приказал найти ее через много часов после битвы. Город сошел с ума, колокола в храмах не смолкали ни на минуту, пьяная толпа заполнила улицы, а Псарня была занята тем, что пыталась предотвратить перерастание празднования в беспорядки, поскольку большая часть армии находилась вне столицы. Конница Ласкольника преследовала разбитого Отца Войны, а пехота, разбив лагерь кочевников, занималась охраной пленных и подсчетом добычи.

Псица считала, что угрозы беспорядков не существует. Она уже научилась чувствовать настроение улицы, а оно предвещало только пьянство и веселье. Ее служба в качестве гонца подошла к концу, и ей было интересно, что будет дальше. Такие щенки, как она, либо продолжали тренироваться, либо возвращались на улицу.

Тем не менее, она была очень удивлена, когда ей приказали явиться в покои императора.

- Как вас зовут? - начал он без особых вступлений. Она кивнула.

- Зовите меня Псица, Ваше Величество.

- Почему?

- Потому что я люблю собак.

-