Однако радоваться было рано: застольная беседа отцов и детей не заладилась. Отец разговаривал с сыном жестко, на повышенных тонах – как будто продолжая давнюю ссору. Леха отвечал коротко, резко и насмешливо. Это было так непохоже на него, что я удивилась. Мне казалось, что он умеет вести себя со взрослыми – во всяком случае, в школе он ни разу не сорвался на грубость или хамство в присутствии учителей. В общем, не провоцировал понапрасну.

Сейчас же его просто несло. И это с собственным отцом! На простые вопросы типа: «Ну и что хорошего было в школе?» Леха отвечал: «Хорошего? В школе? Не смеши меня». Даже если это и так, зачем сообщать об этом родителям? Да еще в таком тоне. Леха явно терял бдительность... Меня так и подмывало схватить его за шиворот и встряхнуть. Или наступить под столом на ногу! Нашел время задирать предков. Как будто у нас нет дел поважнее!

Я с беспокойством наблюдала, как страсти постепенно накаляются. Над Лехиной головой сгущались тучи, а он как будто и не замечал этого! Что-то явно было не так. Неужели плохие новости? Я ерзала на стуле, в нетерпении ожидая окончания обеда.

За окном разыгралась настоящая снежная буря – хлопья били в стекло, завывал ветер. Такая же буря разразилась вскоре и за обеденным столом.

Отец Лехи начал рассказывать про свои школьные годы. Из его слов выходило, что это была сплошная идиллия: строгая дисциплина, послушные дети, добрые учителя. Я не верю подобным историям – не может быть, чтобы тогда все было белым, а сейчас стало черным. Человеческие отношения и нравы не меняются. Не могут все дети быть послушными, любить учителей и с радостью напяливать школьную форму. Всегда найдутся свободолюбивые, которым это будет не по нраву.

Было ясно, что Лехин папа просто не умеет общаться с подростками и не знает, о чем с нами разговаривать. Мой отец тоже запускает что-нибудь подобное, когда ко мне подруги приходят. Взрослые ведь нас тоже боятся, не знают, как себя вести. Вот и Лехе надо было проявить чуткость и просто молчать и слушать.

Но Леха – ох, Леха! Это был явно не его день. Поглощенный своими мыслями, он даже и не заметил, как совершил роковую ошибку. Допивая сок, он взял мобильник и начал печатать сообщение.

Ничего хуже он сделать не мог. Это было именно то, что взрослые, все до одного, просто ненавидят. Если во время разговора ты отвлекаешься на мобильник – сообщение отстукиваешь или играешь во что-нибудь, – пиши пропало. Значит, ты проявляешь полное неуважение к собеседнику, пренебрежение к разговору. Ничего хорошего после этого от взрослых не жди.

Так случилось и на этот раз. Евгений Сергеевич замер на полуслове и резко бросил вилку на стол. Лицо его начало краснеть, брови сошлись над переносицей... Я видела – еще мгновение, и он взорвется: видно, и у него день не задался. А семейный скандал в присутствии гостя – это было худшее, что могло произойти.

Надо было что-то предпринять – и срочно. В благородном порыве я вскочила, потянулась за солью – и локтем опрокинула хрустальный кувшин. Темный сок выплеснулся на скатерть, обдав сидящих фонтаном брызг, огромная пурпурная клякса вытянула длинные вишневые щупальца. Кувшин подкатился к краю стола, несколько мгновений побалансировал и... полетел на пол. Общий вскрик, звон бьющегося стекла, писк моего мобильника...

Семейный скандал был приостановлен взрывом вишневого сока.

Но я этого уже не видела, потому что, не выдержав напряжения, первый раз в жизни полностью отключилась.

Я очнулась на кровати в Лехиной комнате. Не знаю, сколько минут (или часов?) просидела там, заткнув уши руками и приговаривая:

– Меня тут нет, меня тут нет!

Из оцепенения меня вывел голос Лехиной мамы:

– Сашенька, с тобой все в порядке?

Не отнимая рук от лица, я быстро закивала.

– Мы вас оставим с Лешей, хорошо? Нам с Евгением Сергеевичем нужно уйти. У тебя точно все нормально?

Нас оставят с Лехой? Хм! Слезы моментально высохли, и я даже смогла пролепетать что-то на прощание.

Хлопнула входная дверь, в комнату заглянул Леха.

– Эй, псих! Можешь расслабиться. Предки свалили.

За окном сгущались тучи, в комнате было полутемно. Снегопад не прекращался, охапки мягких хлопьев шлепались в окно. Белые перья зимы...

Леха зажег свет, несколько секунд рассматривал меня, потом вздохнул:

– Думаю, тебе лучше пойти умыться.

– А они... дома точно никого нет?

– Да точно, говорю тебе. Убедились, что ты жив, и отчалили по своим делам.

– А на кухне... уже убрали?

– Убрали. И осколки выкинули.

Мне снова захотелось заплакать, но я сдержалась. Что случилось, то случилось, и ничего теперь не поделать. Я посмотрела на Леху – он переоделся в черные спортивные штаны и белую футболку. Вспомнились пурпурные щупальца вишневого сока... Белый свитер Лехиной мамы был таким красивым... Так же, как и отцовский серый костюм.

– А другие разрушения... они были очень большими?

– Достаточными. Но прикольнее всего был ты сам. Никогда не видел, чтобы парень так отключался!

– Да, прикольно, – пробормотала я, не зная, куда девать глаза. – А я ничего не помню.

– У тебя глаза закатились, и ты начал трястись, как под током. А потом посинел, и было похоже, что ты умер. Мама хотела «Скорую» вызвать.

Ох, лучше бы я и вправду умерла! Вот тебе и побывала у Лехи в гостях... Вот тебе и познакомилась с родителями!

От расстройства я поскорее сбежала в ванную, заперлась там и осмотрела одежду, чтобы оценить ущерб. После этого мне снова захотелось упасть в обморок. Фирменная футболочка из «Экспедиции» была безнадежно забрызгана. Досталось и джинсам, и арафатке... Повезло только салатовым кедикам, на них ни пятнышка, хоть какое-то утешение. А потом я взглянула в зеркало и поняла, что брызги на одежде – это ерунда. Опухшая физиономия выглядела еще кошмарнее – это был просто воздушный шарик вишневого цвета.

– Эй! Надеюсь, ты не умер там еще раз? – постучался Леха.

Я поплескала на лицо водой, вытерлась первым попавшимся полотенцем. В зеркало я решила никогда в жизни больше не смотреться. Зачем? Каждый раз одно расстройство.

На кухне меня ждала чашка горячего чая.

– Мама велела приготовить тебе, – объяснил свою заботливость Леха. – Кстати, она просила передать...

– Что? – спросила я, холодея.

– Что ты молодец, – Леха скептически хмыкнул.

А я в недоумении замерла.

– Она это в кавычках сказала?

– Что-что? – не понял Леха.

– Ну, вот так? – Я пошевелила согнутыми пальцами.

– А ты как думал! – фыркнул Леха. – Конечно, в кавычках. Это был ее любимый кувшин, между прочим! И любимый сок. И любимый свитер! А у папы – любимый костюм... Ладно, проехали, – быстро проговорил он, увидев мое лицо. – Пей чай давай. А раньше с тобой такое бывало? Ну, припадки.