– Рад знакомству, ваша светлость! Ну, а я – частный пристав этого участка капитан Щеглов. Правда, я всего неделя как приступил к работе, пока только вхожу в курс дел, но надеюсь, что смогу быть вам полезным. Присаживайтесь и изложите суть вопроса поподробнее.

Еле втиснувшись между столом и подоконником, Дмитрий устроился на свободном стуле. Он вновь предупредил, что дело является совершенно секретным, и начал свой рассказ с севастопольского поручения адмирала Грейга, а закончил описанием устроенного в доме Данилы наблюдательного пункта. По мере того как он рассказывал, лицо молчащего Щеглова становилось всё более заинтересованным, а под конец и вовсе расцвело кривоватой, но от этого не менее радостной улыбкой. Теперь перед Ордынцевым сидел славный, ещё молодой офицер и смотрел на Дмитрия влюблёнными глазами. Как только гость закончил, Щеглов хмыкнул и спросил:

– А что, ваша светлость, вы, часом, не Гавриил?

– С чего вы это взяли? – удивился Ордынцев.

– Потому что вы, как тот самый архангел, принесли мне благую весть. Я за этим кибиточником со Смоленска охочусь. Боялся, что так уже никогда правды и не узнаю – а тут вы! Спасибо. Это точно – подарок судьбы!

И впрямь, подарок судьбы! Сказать, что Ордынцев был изумлен – значит, не сказать ничего. Он не верил собственным ушам! Разве можно было предполагать, что в Петербурге, в маленьком слободском участке, куда Дмитрий зашёл, даже не надеясь на серьёзную помощь, начальником окажется, быть может, единственный в империи человек, способный пролить свет на историю со шпионажем. Князь слушал рассказ частного пристава, и отдельные факты вдруг начали складываться для него в цельную картину, так маленький кусочек смальты, брошенный на место опытной рукой, преображает разномастный набор камней в изумительную мозаику. Оказывается, капитан Щеглов, ещё недавно служивший уездным исправником в Полесье, не так давно лично наблюдал за весьма необычной встречей. На ярмарке в Смоленске бродячий торговец Алан Гедоев имел приватный разговор с графом Печерским – личным (и по слухам, весьма доверенным) помощником человека, управлявшего сейчас всем военным хозяйством страны.

– Этот Печерский – личность не из приятных, но он у нас в Полесье появился не просто так, а как посланец своего начальника – генерал-лейтенанта Чернышёва. Ну а тот – человек всесильный, уже почти что в военные министры вышел. После коронации, говорят, указ последует, – сказал Щеглов и признался: – Я тогда прикинул: мне с этим Печерским детей не крестить, вытерплю его присутствие без скандала, а там он, даст Бог, уедет с глаз долой. Так оно, в общем-то, и вышло. Я бы и не вспоминал о нём, если бы не одна мелочь. Зацепила меня сущая ерунда, грошовая безделушка – деревянные чётки. Вроде бы такие же, как наши монахи или богомольные старушки носят – тёмные, почти чёрные бусины. Только там, где на наших чётках – крест, на тех была лишь шёлковая кисточка. Получалось, что чётки-то мусульманские, и вот такую приметную вещицу я сначала видел у Печерского, а потом у этого нищеброда Алана.

– Так вы знакомы с обоими? – уточнил Дмитрий.

– Гедоева мне показали уже на ярмарке. Две милые дамы сказали, что этот торговец по поместьям ездит – товар свой предлагает. Имя его назвали – Алан. С Печерским же я встретился раньше, он в имение графини Веры Чернышёвой приехал, вроде как с поручением от её дядюшки, а на самом деле – в женихи набивался. Но, видно, что-то не рассчитал – барышня его выставила. Я сам этого горе-кавалера из поместья увёз, он божился, что тут же в столицу отбудет. Я не поверил собственным глазам, когда заметил этого Печерского на ярмарке в Смоленске. А он, как ни в чём ни бывало, беседовал с разъезжим торговцем. Я был на другом краю площади, и когда Печерский ушёл, догнать его уже не смог. Зато этого Гедоева порасспросил с пристрастием. Торговец клялся детьми, что собеседника знать не знает, да я не поверил. Увидел эти чётки среди лент и тесьмы и понял, что мошенник врёт. Тогда я заставил его продать чётки мне.

Дмитрий насторожился: здесь уже что-то не сходилось, ведь он сам видел в Одессе спрятанные в тайнике кибитки деревянные чётки.

– Но я сам нашёл эту вещицу среди поклажи Гедоева в Одессе, – сообщил он Щеглову.

– Вот именно, это полностью доказывает мою версию. Я ведь подарил чётки графине Вере, а через несколько часов – на обратном пути из Смоленска – на нас напали. Один из грабителей сдернул чётки вместе с сумкой с руки её сиятельства. И ведь что важно: этот Алан в нападении участвовал лично. Доказанный факт!

– Может, тогда это просто месть? – предположил Ордынцев.

– Нет, в том нападении заказчик найден и изобличён. При нападении я застрелил двух местных прохвостов, они-то и были наняты преступником. А вот графиня Вера успела ранить третьего негодяя, который действовал сам по себе. Он-то и отнял у неё сумку и чётки.

Щеглов бросил на собеседника нетерпеливый взгляд и, поняв, что тот всё ещё не уловил его мысль, объяснил:

– Этим третьим и был Алан, и я думаю, что он при нападении преследовал собственную цель – вернуть себе чётки. Ведь в округе других таких нет. А вот если это опознавательный знак для связного в Одессе, тогда всё становится на свои места.

Ну, ничего себе, предположение! Гедоев их ещё никуда не привел, а частный пристав уже фактически назвал имя шпиона. Даже боязно поверить! На всякий случай Ордынцев уточнил:

– Так вы считаете, что шпион – граф Печерский?

– Почти не сомневаюсь, – подтвердил капитан. – Чётки я сам видел в его руках. Бумаги, которые вы обнаружили в Одессе, при его должности личного помощника руководителя военного ведомства достать легче лёгкого. Так что говорю слово «почти» только из-за привычки рассматривать все возможности.

Глаза Щеглова горели, а щёки полыхали румянцем. Ему уже казалось, что этого моряка прислала в участок сама судьба. Теперь бы ещё не промахнуться и наконец-то вывести негодяев на чистую воду. Капитан мысленно прикинул, что и как нужно делать, и объявил:

– К великому сожалению, сейчас все мои квартальные надзиратели заняты. На нас ведь лежит всё – и порядок, и дознание. А слобода здесь лихая: и воруют, и грабят, и зельем торгуют, ростовщик, опять же, – к нему кто только ни ходит. Так что я предлагаю отправиться к подозреваемому вдвоём. Я зайду, как будто бы с обходом, гляну, что там происходит, а потом приду на ваш наблюдательный пункт. Там и поговорим.

– Хорошо, – согласился Дмитрий. Он уже шагнул было к дверям, но всё-таки не удержался и спросил: – Можно мне уточнить? Чего хотел Александр Иванович Чернышёв от графини Веры?

– Он хотел выдать её замуж за своего человека, чтобы тот потом стал опекуном младших сестёр – кроме Веры есть ещё Надежда и Любовь. Однако просчитался. Вера Александровна вышла замуж за князя Платона Горчакова, и опекуном младших стал он.

Дмитрий поблагодарил капитана и поспешил на свой наблюдательный пункт. Помощника он нашёл сидящим на шаткой скамеечке под слуховым окном. Сосредоточенным видом и горящими глазами Афоня напоминал маленькую, но храбрую охотничью таксу. Он указал Дмитрию на низкий рубленый домишко в глубине соседнего двора и доложил: