На пароходе, в пути из Стокгольма в Антверпен, Черняк и еще двое скончались от отравления, причины которого и досель остались далеко невыясненными; многие предполагают, что злого умысла в этом отравлении не было и что Черняк был отравлен случайно газами, исходившими из трюма благодаря разложению сложенных там фосфористых соединений. Другая гипотеза, которая вначале казалась наиболее вероятной, и которую мы усиленно защищали в иностранной прессе, а центральный комитет с.-р. и в официальных заявлениях, была та, что Черняк был отравлен агентами русской полиции. В Антверпене бельгийская социалистическая партия устроила Черняку торжественные похороны, превратившиеся в грандиозную манифестацию против русского самодержавия, — манифестацию, в которой приняли участие несколько десятков тысяч человек с сотнями знамен и венков.

В архиве заграничной агентуры я нашел следующий документ, относящийся к самому началу этой трагедии.

Гартинг докладывает 22 ноября (5 декабря) 1906 года между прочим следующее:

«В случае, если бы Ваше Превосходительство признали целесообразным возбудить вопрос о выдаче Черняка нашему Правительству, я позволяю себе почтительнейше высказать мнение, что благоприятного результата легче можно будет достигнуть, обратившись для сего письмом на имя стокгольмского полицмейстера Гинце. Судя по заявлениям, сделанным мне за последнее мое пребывание в Стокгольме начальником местной полиции г-ном Стендалем, можно думать, что при возбуждении вопроса о выдаче Швецией политических преступников путем дипломатическим не только потребует гораздо больше времени, но необходимо будет к тому же непременно обосновать ходатайство на вполне легальных и фактических доказательствах виновности.

Что же касается телеграфного предложения Вашего Превосходительства о высылке арестованных в Швеции лиц не в Финляндию, а непосредственно в Россию, то я обратился по сему поводу к начальнику стокгольмской тайной полиции и по получении от него ответа не премину безотлагательно довести его до сведения Вашего Превосходительства. Полагаю, что это предложение не встретит сочувствия шведских полицейских властей в виду того, что сношения между Стокгольмом и Петербургом идут обыкновенно через Гельсингфорс».

Эти строки Гартинга дают некоторые основания думать, что вызов Черняка в Стокгольм был ловушкой, устроенной ему русской полицией…

Эпоха гартингского управления заграничной агентурой была эпохой конца русской революции 1905–1906 годов, эпохой колоссальной провокации, окутавшей все революционные партии, и начало морального разложения этих последних. Гартинг-Ландеэен сыграл немалую роль в этой гнусной борьбе русского правительства с революционной Россией; в его руках были такие выдающиеся провокаторы как Житомирский, Батушанский, Цейтлин, Жученко, Масс, Загорская и наконец вероятно сам Азеф.

Мы говорим «вероятно», так как в наших руках нет прямых указаний, что Азеф «работал» под началом Гартинга; выше мы видели, что Ратаев при своей отставке сдал Азефа с рук на руки непосредственно самому Рачковскому в Петрограде.

С другой стороны, и среди революционеров начала организовываться борьба с провокацией, и один за другим были разоблачены такие крупные провокаторы, как Азеф, Цейтлин, Жученко и наконец сам Гартинг-Ландезен. В центре этой борьбы с провокацией стоит В. Л. Бурцев, которому бывшие полицейские чиновники — Бакай и Меньщиков — доставили целый ряд секретных документов и разоблачений. Вся деятельность Гартинга поэтому проходит, с одной стороны, в организации все более широкой провокации, с другой, — в борьбе с Бурцевым и с другими разоблачителями.

После раскрытия Азефа Гартинг, как то видно из его донесений Департаменту полиции, находится все время в беспокойстве, что не сегодня-завтра пробьет и его час; он предлагает Департаменту целый ряд мер, чтобы защитить свою агентуру и прежде всего самого себя от дальнейших разоблачений. Между прочим усиленно настаивает перед Департаментом, чтобы последний в свою очередь убедил русское правительство оказать дипломатическое давление на французское правительство, чтобы выслать из Франции В. Л. Бурцева, В. К. Агафонова и Бакая, которые-де злоумышляют против его жизни; конечно это злоумышление было плодом его испуганного воображения.

Заботы об охране своей личности не мешали конечно Гартингу усиленно работать над освещением деятельности русских революционных партий за границей и не только над освещением, но и над активным непосредственным вмешательством во внутренние дела этих партий.

«При первом получении сведений о намерении социал-демократов созвать новый съезд, — докладывает Гартинг директору Департамента полиции, — я ясно представлял себе невыгодность допущения такового за границей ввиду свободы, которой они пользуются здесь, но будучи в то же время убежден, что воспрепятствовать им в этом мне не удастся, мною были направлены все усилия к тому, чтобы съезд этот состоялся в Копенгагене.

Не говоря уже о полной поддержке со стороны датских полицейских властей, в которой я был уверен, я обеспечил при-сутствование на съезде агентуры и принял все меры к тому, дабы не только официальные заседания, но даже внутренняя жизнь и квартиры главных участников не миновали бы контроля и надзора заграничной агентуры. Об этом мною было подробно доложено 30/17 апреля в докладе за № 145. По получении телеграфного приказания Вашего Превосходительства от 23 апреля относительно недопущения съезда в Копенгагене я немедленно снесся по сему поводу с начальником копенгагенской полиции.

Ныне мною получены телеграфные указания, что участники съезда направляются в Лондон, где вероятно и произойдет съезд. Благодаря особым условиям жизни в Лондоне невозможно рассчитывать на содействие местных полицейских властей, и агентура едва ли сможет из опасения провала принять активное участие в работах съезда».

Несомненно секретным сотрудником, которому была поручена эта деликатная миссия, был Житомирский.

Конечно еще лучше «обрабатывались» эсеровские заграничные группы, среди которых помимо рядовых провокаторов находились Загорская и Масс, стоявшие в непосредственной близости с центральными лицами с.-р. партии. Как видно из докладов Гартинга в Департамент полиции он был довольно хорошо осведомлен о составе не только групп, но и центрального комитета с.-р. партии и некоторых его предприятий, а также и о расколах, и новых течениях в партии, хотя нужно отметить, что во многих сообщениях Гартинга имеются многочисленные и значительные неточности, например, много путаницы в его докладах о парижской группе с.-p., так называемой левой группе, и о журнале «Революционная мысль», издававшемся в Париже В. Агафоновым, Я. Юделевским и А. Гнатовским. Много хлопот и тревог доставила Гартингу, как мы уже упоминали, деятельность Бурцева. Прежде всего Гартинг стремился к тому, чтобы удалить его из Франции. Приводим следующий документ, который показывает, к каким приемам прибегал Гартинг для осуществления этой своей цели; документ этот — письмо Гартинга к полковнику Климовичу, исполнявшему тогда должность директора Департамента полиции:

«Озабочиваясь о сохранении интересов заграничной агентуры при крайне удручающих обстоятельствах, причиняемых пребыванием в Париже Бакая и Бурцева, я имел недавно обсуждение этого дела в парижской префектуре, причем мне было заявлено, что если бы имелся какой-нибудь прецедент в виде жалобы на Бакая со стороны кого-либо с указанием на воспоследовавшие со стороны Бакая угрозы, то это могло бы послужить поводом для возбуждения дела о высылке Бакая из Франции, хотя в префектуре не уверены в осуществлении министерством внутренних дел сего предположения.