Флинны редко принимают гостей. Думаю, потому, что Фрэнк не любит делить с кем-то жилое пространство. Он вообще не любит делиться. Женой. Дочерью. Идиотским антикварным хьюмидором.

Хелен застелила для меня это прокрустово ложе и даже включила старый дешевый ночник на прикроватном столике. Не понимаю, каждый предмет в этом доме – наивысшего качества. Но не в этой комнате. Я присаживаюсь на край раскладушки, ожидая, что она вот-вот захлопнется, как мышеловка. Я действительно оказался в ловушке. Я хочу забрать дочь и уехать домой. Хочу набрать полные легкие воздуха. Хочу оплакать жену, а не выслушивать, что думают о ее кончине другие люди.

Слишком поздно.

– Адам?

За дверью стоит Хелен.

– Не заперто, – говорю я.

Она приоткрывает дверь.

– Линда Ландан начинает репортаж о Софи.

Я встаю и иду следом за Хелен к огромному телевизору, который Фрэнк подарил себе на прошлое Рождество. На экране показывают рекламный ролик о распродаже в честь Дня поминовения.

– Садись, – говорит Фрэнк, точнее – приказывает. – Наша Софи – в первом сюжете, и она этого заслуживает.

Как будто мертвым есть дело, каким по очереди покажут их сюжет.

Начинается новостной сюжет, и симпатичная дикторша-блондинка объявляет, что «заслуженный репортер» Линда Ландан собирается рассказать о «леденящей душу загадочной трагедии, произошедшей в крохотном городке на берегу Худ-Канала».

Журналисты не поскупились на драматизм.

Линда стоит у самой воды. Идет прямой эфир, и свет прожекторов Линду совсем не красит. В каждой морщинке на ее лице залегла глубокая тень. Линда рассказывает об «ужасающей находке» и о глубоко скорбящей семье.

Фрэнк кидает на меня взгляд:

– Я поговорил с ней до твоего приезда. Не на камеру. По телефону.

Ну еще бы.

Линда беседует с местной жительницей, и та рассказывает, как они шокированы произошедшим.

– То есть мы всегда были здесь в безопасности, – говорит она, и стоящий рядом молодой человек в майке с логотипом Patrón энергично кивает в знак согласия.

Парень в майке наклоняется к камере, желая урвать свою минуту славы.

– В наших краях такого попросту не бывает, – говорит он. – Иногда люди тонут, да. Но здесь никого не убивают. Мы не убийцы. Так и скажите в новостях.

Самое интересное Ландан решает оставить напоследок.

– Наши источники, знакомые с ходом расследования, – говорит она, – сообщают, что у полиции есть подозреваемый. Мы не знаем, кто это, но будем держать вас в курсе дела.

Фрэнк, похожий на уродливого Будду, смотрит на меня:

– Интересно, кто бы это мог быть?

– Нам всем интересно, Фрэнк, – говорит Хелен, прерывая неловкое молчание.

– Я ложусь, – говорю я.

– Как ты вообще можешь спать? – спрашивает Фрэнк. – Учитывая, что произошло.

Я знаю, что он имеет в виду «учитывая, что ты сделал».

Я решаю промолчать и иду обратно в гостевую спальню. Я не уверен – телевизор все еще работает, – но, кажется, Фрэнк говорит:

– Не волнуйся, Хелен, этому сукину сыну не поздоровится.

Я пытаюсь заснуть, но понимаю, что шансов мало. У меня никак не выходит смириться с тем, что произошло и что еще произойдет. Я попал в ловушку, и убийство жены меня не отпускает.

В десять утра в понедельник, в День поминовения, мне звонит Фрэнк Флинн. Я ничуть не удивлена – разве что тем, что он продержался так долго. После разговора на пляже мне стало ясно, что он намерен принять в расследовании настолько деятельное участие, насколько будет возможно. Он засыпает меня вопросами, на которые я отвечаю так откровенно, как только могу. Некоторая информация станет известна только после завтрашнего вскрытия.

– Мне приехать, чтобы дать показания? – спрашивает он.

– Я уже взяла у вас показания, – отвечаю я. – Если только вы не хотите что-то добавить.

– Думаю, мою дочь убил ее муж.

Весьма прямолинейно и предсказуемо. Не важно, что у нас есть свидетель, подтвердивший слова Адама о том, что он был в лодке в сотне ярдов от берега. Фрэнк Флинн убежден, что виноват его зять.

– Почему вы так считаете, сэр? – спрашиваю я.

Отец Софи не ходит вокруг да около. Он напоминает мне моего отца. Тот совсем не такой вспыльчивый, как Фрэнк Флинн, но, с другой стороны, ему не доводилось беседовать со следователем касательно убийства дочери.

– Он ей изменял, – говорит Фрэнк. – Наверное, с кем-то с работы.

– Откуда вы знаете?

Он снова идет в атаку:

– Дочь мне говорила. Вот откуда я знаю.

– Хорошо, – говорю я, гадая, почему он не упомянул об этом во время предыдущего разговора. Мистер Флинн явно не привык сдерживаться. – Когда она сказала об этом? Что еще она говорила?

Меня так и тянет сказать, что измена еще не означает, что Адам убил Софи. Если бы все неверные мужья были убийцами, в тюрьмах не хватило бы места.

Фрэнк идет на попятную, что, похоже, для него в новинку.

– Софи не говорила об этом прямо, – поясняет он. – Гордость ей не позволила бы. Моя малышка не любила лишний раз нас беспокоить.

Он ненадолго замолкает:

– Поговорите с Жанной Фонг, ее лучшей подругой с работы. Наверняка она все вам расскажет. Могу продиктовать телефон.

Я записываю номер Жанны Фонг и уверяю Фрэнка, что поговорю с ней, но это всего лишь любезность по отношению к человеку, потерявшему дочь. Сомневаюсь, что я действительно узнаю что-то полезное. Лучше не напоминать Фрэнку про свидетеля, видевшего драку на пляже. Фрэнк просто скажет, что старик ослеп или сговорился с Адамом. В любом случае я вынуждена ждать результатов вскрытия.

– Я позвоню Жанне, – говорю я.

– Она теперь живет в Такоме, – говорит Фрэнк. – Вышла замуж прошлым летом. Говорят, славный парень, не то что мой зятек. Это уж точно.

* * *

Монтроуз уехал на праздник с детьми, так что в кабинете царит тишина. Не с первого раза, но мне все же удается дозвониться до Жанны Фонг. Она уже знает о том, что случилось с Софи, и готова помочь следствию.

– Всем, чем смогу, – говорит она тихо, почти шепотом.

Я говорю, что приеду в Такому, если она дома.

– Да, – говорит она и диктует адрес. – Я буду ждать. Других дел у меня нет. А муж уйдет на работу: нам нужны деньги. Приезжайте. Софи была моей подругой. Поверить не могу, что все так вышло.

* * *

Жанна Фонг встречает меня на пороге своего прелестного дома в викторианском стиле в Северной Такоме. Ее черные волосы стянуты в небрежный хвост, а на шее красуются тонкие коралловые бусы. Я замечаю ее красноречиво выдающийся живот и приветливо улыбаюсь.