— К рекламщикам, — медленно подхожу к столу. — Может, вы что-то хотите передать?

— Если не трудно, занеси по дороге в бухгалтерию, — женщина дает мне папку.

— Мне не трудно, — улыбаюсь, забирая документы.

Черт, все слова куда-то испарились. Вроде и хотела что-то ободряющее сказать, а почему-то язык не хочет поворачиваться.

— Ты извини меня за утреннюю речь, — начинает аккуратно секретарь. — Я немного вспылила.

— Я на вас не сержусь, — мило улыбаюсь, чтобы расположить ее к себе. — Честное слово. Это вы меня извините, Нина Степановна. За статьи про Артема. Знаю, иногда перегибаю палку, но не думала, что кто-то примет это так близко к сердцу.

Не знаю почему, но мне не хочется ее обижать. И где-то в глубине души завидую Вишневскому, что есть такой человек, который действительно от всего сердца за тебя переживает. Как жаль, что в моей жизни таких мало.

— Он тоже хорош, — машет рукой. — Так бы и отрезала язык.

— Уже в курсе? — усмехаюсь.

— Алинка, начальница отдела маркетинга, донесла. Сплетница еще та. Давно Артему глазки строит. А тут ты.

— Я…

— Да ладно, — опять машет рукой. — Все я понимаю. Куда ей до тебя, — усмехается женщина, а я краснею.

— Вы все неправильно поняли, — говорю тихо, глядя на женщину с мольбой.

— А что тут понимать? — поднимает одну бровь вверх. — На моей памяти, а этой дай Бог пару десятков лет, впервые вижу, чтобы Артем поселил девушку у себя дома. Поэтому выводы напрашиваются очевидные.

Не знаю, что ей там очевидно, лично мне вообще ничего не понятно.

— Я…, — начинаю, но женщина снова меня перебивает:

— Думаю, сами разберетесь. Но язык ему отрежу обязательно, — говорит строго, а я снова смеюсь. — Он неплохой. Импульсивный очень, но милый и добрый.

Вишневский? Милый? И добрый? Мы сейчас точно говорим об одном и том же человеке? Может, у него есть брат-близнец, о котором никто не знает?

— Спасибо вам за понимание, Нина Степановна, — говорю первое, что приходит в голову.

— Да брось, — секретарь смущается. — Ты, главное, береги его.

Киваю головой и покидаю приемную.

Интересно, как она себе это представляет? Но радует, что хоть одного союзника в тылу врага я заимела.

Приезжаем домой в районе девяти вечера. Еле плетусь к себе в комнату, точнее в душ, который находится здесь же. Ноги гудят, одежда липнет к телу и чувствую себя разбитой. Через двадцать минут в дверь стучится домработница и зовет меня вниз на ужин. Легкий салат и стакан сока — больше ничего не могу в себя впихнуть.

— А где Артем? — спрашиваю у женщины.

— В тренажерке своей, — забирает грязную тарелку и отворачивается.

— И часто он после работы занимается?

— Практически каждый день, если не поздно приходит.

Если девять вечера — это не поздно, то что тогда в ее понимании поздно?

Мой график кажется мне раем по сравнению с рабочим днем Вишневского. Интересно, он реально не устал, или просто хочет в моих глазах выглядеть суперменом, которому все ни по чем?

Ладно, завтра буду разбираться с загадками, а сейчас спать, иначе даже будильник и ведро холодной воды меня не поднимут утром с кровати.

Как только голова касается подушки, мгновенно засыпаю.

Следующее утро ничем не отличается от предыдущего. Душ, утренний кофе, игнорирование Вишневского и недружелюбный взгляд его домработницы. Ставлю себе мысленно задачу пообщаться с женщиной наедине и наладить контакт, как с секретарем.

Зато сегодня одеваюсь в деловом стиле, чтобы никто не тыкал в меня пальцами из-за отсутствия дресс-кода — черная юбка-карандаш чуть выше колена, босоножки на невысокой платформе и легкая белая блузка. Правда, самая верхняя пуговица только на уровне груди, и вырез огромный, но я считаю, это мелочи.

Спускаюсь вниз, здороваюсь, получаю свой кофе и сажусь напротив парня. Он бурчит что-то невнятное в ответ, правда, взгляд на несколько секунд задерживается в вырезе, после чего снова опускается вниз. Усмехаюсь про себя, потому что теперь знаю, как его разговорить.

Очередная ссора с начальником охраны и угроза увольнения, после чего садимся в машину и движемся вчерашним маршрутом.

— И долго ты будешь играть в молчанку? — первой прерываю тишину.

— Что ты хочешь от меня услышать? — сжимает крепче руль, продолжая смотреть на дорогу.

— Вот скажи, как я могу составить о тебе какое-то представление, если целый день бегаю по офису с бумажками и слушаю только твое ворчание или крики на подчиненных? Что прикажешь мне в статье написать?

— Все, что посчитаешь нужным.

— Вишневский, ты меня достал, — начинаю выходить из себя. Может, хоть так удастся его разговорить? — У меня огромное желание послать тебя нахрен, собрать вещи, которые я еще не успела разложить, и свалить.

— А как же рейтинги? — хоть бы какую-то эмоцию проявил. Так нет, сидит ровно и пялится на дорогу. Лучше бы в мой вырез пялился, ей-богу.

— Плевать я на них хотела, — вздыхаю, откидываясь на спинку кресла. — Ты меня долго игнорировать будешь?

— Тебя не поймешь, — продолжает спокойным голосом. — Кричу на тебя — не так, рейтинги тебе поднимаю — тоже не так, сейчас молчу и даже не комментирую — опять не так. Может, это тебе стоит определиться, чего ты от меня хочешь?

И он поворачивается ко мне лицом. Пять секунд глаза в глаза, и его взгляд опять прикован к дороге, а руки впиваются в руль. И как с таким прикажете контакт налаживать? А главное, что в статье писать?

«Я.: Как вы руководите своим холдингом?

А.: Постоянно ору на подчиненных.

Я.: Такие плохие сотрудники?

А.: У меня по утрам хреновое настроение».

Даже моя бурная фантазия не может придумать продолжение, как бы я ни старалась. Ничего не лезет в голову, как написать, что у Вишневского отвратительное настроение по утрам, он постоянно кричит на подчиненных и грозится всех уволить. А еще меня нагло игнорирует, хотя сам предложил эту сделку. В последнее время меня все чаще посещает мысль, может, лучше в суд?

Секретарь смотрит на меня с удивлением после бурчания Артема, а я пожимаю плечами.

— Не обращай внимания, — шепчет мне, когда парень скрывается в кабинете.

— Он всегда такой по утрам?

— Ага, — кивает утвердительно. — Еще и пятница скоро.

— А что у нас в пятницу? — теперь мой черед удивляться и поднимать брови вверх. Женщина тяжело вздыхает и молчит. — Нина Степановна, продолжайте.

— Пусть лучше он сам расскажет, — кривится. — Еще ляпну что-нибудь не то, уволит.