Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, разберемся.
Забираю стопку корреспонденции и иду в кабинет к Вишневскому.
И опять суматоха, беготня по офису, взгляды сотрудников, правда, после вчерашнего знакомства с некоторыми лично, уже дружелюбные. Мужчины косятся в мой вырез, девушки щебечут, а я все равно злюсь на поведение Артема.
Ближе к обеду захожу в кабинет и лоб в лоб сталкиваюсь с ним на пороге.
— Где тебя носит? — взгляд не предвещает ничего хорошего, но я стойко держусь.
— Вообще-то, я выполняла твое очередное поручение.
— Поехали, — вынимает из моих рук стопку бумаг, кладет на стол и легонько подталкивает меня в спину к выходу.
— Я сумку забыла, — пытаюсь вернуться назад, но Вишневский берет под руку, продолжая тащить к лифту.
— Мы скоро вернемся. Ты мобильный на столе забыла, — достает мой гаджет из кармана и протягивает.
— На кой он мне, если мы скоро вернемся? И куда, по-твоему, я его должна положить? — мы стоим в лифте, и я провожу руками вдоль тела, показывая, что карманы отсутствуют. Его взгляд опять останавливается на вырезе блузки, после чего глаза поднимаются вверх.
— Побудет пока у меня, — телефон снова опускается в карман пиджака.
— Куда мы едем? — спрашиваю уже сидя на переднем пассажирском кресле.
Вишневский едет быстро, но аккуратно. Наше шествие по первому этажу, когда он держал меня под руку, наблюдали несколько десятков сотрудников, которые при виде шефа начали разбегаться по углам. Но он на них даже внимание не обратил, таща меня к выходу.
— На стройку, — отвечает, не отвлекаясь от дороги. — Эти олухи с утра уже достали. Ничего не могут сами сделать!
— Какую стройку? — удивляюсь, потому что впервые слышу, чтобы холдинг Вишневского что-то строил.
— Торгового центра на Тарасовской.
— Серьезно? — моему удивлению нет предела.
— Ага, — спокойно отвечает парень. — Знаешь, есть такая пословица — «Мужчина в своей жизни должен сделать три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына». Так вот, деревья я сажал еще в школе, сына растить пока рано, а дом у меня есть. Но надо же что-то строить? — поворачивается ко мне, и на его лице появляется подобие улыбки.
Слава Богу, хоть так, а то я думала, будет игнорировать все две недели.
— Похвально, — киваю головой, после чего парень отворачивается.
— Можешь в интервью вставить, если хочешь, — и снова безразличный тон.
— Обязательно.
Паркуемся прямо перед входом в здание, которое уже практически закончено. Вишневский заставляет надеть каску, из-за чего приходится развязать хвост. Он поправляет мои волосы, а я молча наблюдаю за происходящим. У него точно нет брата-близнеца?
Надевает каску сам и следует за прорабом (если я правильно поняла, кто такой Викторович) внутрь здания. А я плетусь следом, стараясь не отставать.
— Какого рожна ты отрываешь меня от дел? — орет на того самого Викторовича. — Сами не можете справиться?
— Артем Валерьевич, — говорит, чуть ли не плача, в ответ. — Я не виноват.
Ступеньки неровные, но я пытаюсь идти аккуратно. На предпоследней перед вторым этажом наступаю на камень, который не замечаю, и нога подворачивается, а я лечу в пропасть — сбоку пустота. Ахаю и пытаюсь поймать руками воздух.
Сильные руки ловят меня за талию и прижимают к мускулистому телу. Закрываю глаза, пытаясь унять сердцебиение. Стою, не двигаясь и еле сдерживая подступившие к горлу слезы.
— Катя, — слышу взволнованный голос Артема. — С тобой все в порядке? — молчу, прижавшись к его груди. Даже чувствую, как бьется сердце. — Катя, — опять зовет меня по имени. — Открой глаза, я тебя держу, все позади.
Не хочу открывать глаза, и отпускать сейчас его тоже не хочу. Но он немного отодвигается от меня сам, одной рукой заставляя поднять голову выше. Вторая продолжает крепко держать меня за талию.
— В порядке, — тихо шепчу, борясь со слезами.
— Тогда глаза открой. Ты слишком бледная.
— Не открою, — голос предательски дрожит, и я чувствую, как неожиданная слезинка скатывается по щеке.
— Как я испугался, — снова прижимает мое лицо к груди. — Какого хрена, Викторович, вы до сих пор перила не поставили? — орет куда-то в сторону. — Уволю всех нахрен!
— Артем Валерьевич, — слышу испуганный голос прораба. — Миленький, мы ж не специально.
— Если бы с ней что-то случилось, даже боюсь представить, что бы я с тобой сделал, — шипит, после чего снова отодвигается от меня, немного нагибаясь, чтобы наши лица были на одном уровне.
— Не плачь, — аккуратно стирает пальцами слезы. — Идти можешь? — киваю утвердительно головой в ответ, тяжело вздыхаю, открываю глаза и отвожу взгляд в сторону, направляясь вниз.
Правда, после первого же шага кривлюсь, потому что нога дает о себе знать несильной и тупой болью.
— Ай, — опираюсь на руку Артема.
— Надо к врачу, — он крепко держит меня, опускаясь на ступеньку ниже.
— Пройдет, я не сильно подвернула, — смотрим друг другу в глаза. — Больше испугалась.
— С тобой я после разберусь, — тычет пальцем крутящемуся рядом с нами Викторовичу, после чего подхватывает меня на руки и несет по ступенькам вниз.
— Сказала же, сама дойду, — шиплю, правда, обхватывая его одной рукой за шею. — Поставь, где взял.
— Не бойся, — подмигивает с улыбкой на лице, — не упущу. Ты легкая.
— Спасибо за комплимент, — бурчу в ответ. — Но все равно поставь на место.
Усмехается, но продолжает идти со мной на руках вниз.
Ставит аккуратно возле автомобиля, открывает переднюю пассажирскую дверь и помогает мне сесть, свесив ноги наружу.
Наконец-то снимаю эту дурацкую каску, в которой очень неудобно. Артем срывает с головы свою и обе передает подошедшему прорабу. Шипит на мужчину, после чего тот быстренько ретируется, оставляя нас вдвоем.
— Катя, надо в больницу, — парень присаживается на корточки, аккуратно снимая босоножку и ощупывая мою ногу.
— Артем, да угомонись ты, в конце-то концов, — прикрикиваю, а он замирает, глядя мне в глаза, но продолжая держать ногу в своих теплых руках. — Что? — поднимаю обе брови вверх, не понимая, чем вызван его ступор.
— Ты впервые назвала меня по имени, — усмехается, но взгляд заинтересованный. А главное, никак не хочет отпустить мою ногу.
— Кажется, уже называла, — пытаюсь пошутить, чтобы разрядить накаленную атмосферу.
— Нет, — и как-то уж очень печально у него это выходит. — Вишневский, урод, ублюдок, упырь, даже курицей назвала два раза в статье.
— Упырем точно не называла, — пытаюсь зачем-то вспомнить, точно имени его ни разу не произносила вслух? — Только думала.