второго тома «Мертвых душ» создало впечатление о его законченности, во всяком случае вчерне. «Гоголя мы видели вчера, – сообщал И. В. Киреевский матери 8 августа 1849 года. – Второй том „Мертвых душ“ написан, но еще не приведен в порядок, для чего ему нужно будет употребить еще год»[133].

Сам же Гоголь степень завершенности поэмы продолжал держать в секрете. Д. А. Оболенский, возвращаясь вместе с Гоголем из Калуги в Москву, был заинтригован портфелем, который Гоголь постоянно держал при себе в карете в ногах. На уговоры познакомить Оболенского с содержимым портфеля Гоголь «отклонил разговор, объясняя, что много еще ему предстоит труда, но что черная работа готова и что к концу года надеется кончить, ежели силы ему не изменят»[134]. А затем «с улыбкой» посмотрел на Оболенского и сказал: «Еще теперь нечего читать; когда придет время, я вам скажу»[135].

А между тем о чтении Гоголем глав второго тома А. О. Смирновой и С. П. Шевыреву узнал ревнивый С. Т. Аксаков. Оправдать Гоголя попытался было Иван Сергеевич:

Нельзя сердиться на Гоголя, что он Вам не читал «М<ертвых> д<уш>». – Он видит в настоящее время, что Вы и Константин мало заботитесь о его производительности и не ждете от него ничего… (письмо от 30 августа 1849 г.)[136].

И в том же письме сообщил отцу тó, что ему стало уже известно из писем Смирновой, не сумевшей сохранить тайну (о чем ее настоятельно просил Гоголь):

Я получил на днях письмо от Александры Осиповны, которой до смерти хочется разболтать свой секрет, но говорит, что не велено, однако же кое-что сообщает. Гоголь читал ей 2‐й том «Мертв<ых> душ», не весь, но то, что написано. Она в восторге, хоть в этом отношении она и не совсем судья <…>. Может быть, Константин и махнет рукой, но я просто освежился этим известием; нужно давно обществу блистание Божьих талантов на этом сером, мутном горизонте. <…> Я прошу Смирнову, чур, молчите[137].

При этом Иван Аксаков, пребывавший в это время в Рыбинске и сообщавший как новость услышанные им рассказы Смирновой, не знал одного: Гоголь, переместившийся 14 августа 1849 г. с подмосковной дачи Шевырева в дом Аксаковых в Абрамцеве, уже начинал чтение поэмы также и его семейству, чем открыл новый этап своей работы над вторым томом.

Из воспоминаний С. Т. Аксакова известно, что чтение это началось, неожиданно для всех присутствовавших, вечером 18 августа, когда Гоголь, «сидя на своем обыкновенном месте, вдруг сказал: „Да не прочесть ли нам главу „Мертвых душ“?»

Мы были озадачены его словами, – продолжал далее С. Т. Аксаков, – и подумали, что он говорит о первом томе «Мертвых душ». Константин даже встал, чтоб принести их сверху, из своей библиотеки, но Гоголь удержал его за рукав и сказал: «Нет, уж я вам прочту из второго», – и с этими словами вытащил из своего огромного кармана большую тетрадь. Я не могу передать, что сделалось со всеми нами. Я был совершенно уничтожен. Не радость, а страх, что я услышу что-нибудь недостойное прежнего Гоголя, так смутил меня, что я совсем растерялся. Гоголь был сам сконфужен. Ту же минуту все мы придвинулись к столу, и Гоголь прочел первую главу 2‐го тома «Мертвых душ». С первых страниц я увидел, что талант Гоголя не погиб, – и пришел в совершенный восторг. Чтение продолжалось час с четвертью. Гоголь несколько устал и, осыпаемый нашими искренними и радостными приветствиями, скоро ушел наверх в свою комнату <…>. Я не стану описывать, в каком положении были мы все, особенно я, который считал его талант погибшим. Тут только мы догадались, что Гоголь с первого дня имел намерение прочесть нам первую главу из второго тома «Мертвых душ», которая одна была отделана, по его словам, и ждал от нас только какого-нибудь вызывающего слова. Тут только припомнили мы, что Гоголь много раз опускал руку в карман и хотел что-то вытащить, и вынимал пустую руку[138].

О событиях этого дня рассказала также В. С. Аксакова М. Г. Карташевской в письме от 29 августа 1849 года из Абрамцева:

Не могу умолчать перед тобой о том, что нас так порадовало, но это великий секрет. 19 числа Гоголь читал нам первую главу второго тома М<ертвых> д<уш>, и, слава Богу, это так хорошо, даже выше и глубже первой части, по общему приговору. Ты можешь себе представить, как мы были обрадованы. В этот день 19 числа Гоголь с утра собирался съездить к Троице <…>. Гоголь воротился только в 8 часов вечера, когда мы все сидели за нашим круглым столом в гостиной, занятые работой и чтением <…>. Он рассказывал про свою поездку, потом пошли пить чай, он показал нам образок, которым благословил его Наместник (преподобный Антоний (Медведев). – Е. Д.). У Троицы Гоголь виделся с от<цом> Феодором <Бухаревым>, бакалавром, который писал ему чрезвычайно умные и замечательные, по словам Гоголя, заметки на его Книгу. После чаю мы воротились в гостиную. Константин уже дремал. Гоголь его подталкивал, будил и сказал: «Прочтемте что-нибудь, хоть бы Мертв<ые> души». Конста<нтин> сказал: «Очень рад, сейчас принесу» (он и мы все думали, что Гоголь говорил о первом томе М<ертвых> д<уш>), встал и хотел было уже идти наверх за книгой, но Гоголь сказал: «Да уж лучше я сам вам прочту…» – и вытащил из кармана тетрадь. Мы – обомлели, едва переводили дыхание от ожидания. Гоголь начал читать первую главу второго тома М<ертвых> Д<уш> – первые минуты прошли еще в смутном состоянии и радости, и опасения, что то, что услышим, не будет иметь достоинства прежних сочинений Гоголя. Но вскоре мы убедились, что опасения наши были напрасны; слава Богу, Гоголь все тот же, и еще выше и глубже во втором томе[139].

Этим же числом (29 августа 1849 года) было датировано и встречное письмо С. Т. Аксакова И. С. Аксакову:

Не могу долее скрывать от тебя нашу общую радость: Гоголь читал нам первую главу 2‐го тома Мертвых душ. Слава Богу! Талант его стал выше и глубже; мы обещали ему не писать даже и к тебе, но нет сил молчать. Глава огром(ад)нейшая. Чтение продолжалось час с четвертью…[140]

С. Т. Аксаков вспоминал впоследствии, как на другой день после чтения он «пришел наверх к Гоголю, обнял его и высказал всю <свою> радость» и как Гоголь сказал