крючочек застёгнут, последняя ленточка завязана. Можно выдохнуть? Как бы не так! Причёска!

Накрыв всё моё вымученное великолепие простынёй, Стеша хотела было превратиться в стилиста-парикмахера. Но я быстро пресекла её попытки сотворить из меня подобие Машки Кабылиной.

— Никаких бумажек, палок, бечёвок и щипцов! — приказала я.

— Но как жешь?! Лизавета Васильевна! Мне Мэри Артамоновна приказали из вас приличную барышню сделать. Не справлюсь, по мордасам получу.

— Скажи, что я буйная становлюсь, когда долго на одном месте сижу.

— Это от кривушкиного питья?

— От него. Я тебе рассказывала, как свою роль играть, вот и сейчас надо.

— Ага. Побёгла тадысь на вас жаловаться.

Через несколько минут в комнату вошла мачеха.

— Ты чего, Лизонька, не хочешь, чтобы волосики твои красивыми стали? — медовым голосом спросила она.

Правильно! Только так разговаривать со мной и надо! За несколько дней я приучила Мэри, что под кайфом от недовольных криков впадаю в панику. Она прониклась и теперь изо всех сил старается не нарушить мою одурманенную психику. Представляю, каких трудов ей подобное стоит. Я же не забываю капризами "дровишек подкидывать".

— Некрасивые хочу, — слезливо ответила я. — Больно. Не буду. Мне плакать хочется…

— Просто уложи, заплети, где сможешь, и на этом хватит! — сдавшись, приказала барыня служанке. — Да и кого там красотой удивлять…

Когда мы были готовы к поездке, солнце перевалило за полдень. Ох, и нелёгкое здесь дело — красивой быть! Раньше, глядя на старинные картины с роскошными дамами, всегда восхищалась вкусом, стилем и величественностью женщин прошлых времён. Теперь на собственном теле в полной мере испытала все аристократические модные “прелести”. Футболка! Джинсики! Кроссовочки мои любимо-стоптанные! Как же нескоро вас придумают! Так и помру в этом пыточном облачении, скучая по вам…

14

Спуск по лестнице в этих “доспехах” оказался настоящей пыткой. С каждым шагом думала, что оступлюсь и сверну себе шею, кувыркаясь по ступенькам. Обошлось…

Шикарная карета на полозьях явно была взята Мэри в аренду… Хотя примерно догадываюсь, каким местом “арендовала” её она. Слухи даже среди крестьян ходят о похождениях Кабылиной. Эта знойная женщина, несмотря на возраст и лишний вес, умудряется крутить мужиками по своему усмотрению. Тут винить не буду. В некотором плане стоит брать пример, как не растерять харизму с годами. Другое дело, что лично для меня харизма Мэри ассоциируется с харей. Беспринципной и беспардонной!

Больше часа ехали в карете. В ногах установлена небольшая жаровня с углями, не позволяющая продрогнуть насквозь. Признаться, помогает мало. Не так тепло выделяет, как воздух в карете сжирает. Мария Артамоновна молчит, брезгливо глядя на меня. Я тоже не рвусь к разговорам, дурочкой пялясь в маленькое окошко.

Особняк… Нет! Настоящий дворец Трузина появился внезапно после проезда очередного леска. На холме стоит величественное строение, которое можно рассматривать часами. Это не наша усадьба!

К широкому парадному входу с поддерживающими крышу мраморными Атлантами вместо колонн не гордо подъехали, а словно бедные муравьишки к чужому муравейнику. Мэри уже не такая напыщенно-самоуверенная, как полчаса назад. В её виде появилось нечто раболепное, просящее. Поблёкла мачеха сильно, понимая свой уровень, несравнимый с хозяином этого жилища.

Тут же подбежал лакей в расшитой золотом ливрее. Галантно распахнул дверь и, выставив каретную ступеньку, помог вначале выбраться мачехе, а потом и мне. Ни тени пренебрежительности, хотя его наряд стоит, как весь наш экипаж вместе с его пассажирками. Сразу видно профессионального слугу, а не по случаю наряженного крестьянина.

Провёл в дом. Холл величиной с четверть всей нашей усадьбы. Вазы из малахита, хрустальная люстра, ковёр из тонкого ворса ведёт на второй этаж. Туда и пошли, скинув верхнюю одежду на руки ожидающих в прихожей слуг.

Признаться, такое роскошество меня немного угнетает. Это не наше зачуханное поместье, а абсолютно иной уровень бытия. Даже стала немного понимать Мэри, которая всеми правдами и неправдами пытается дотянуться до тех, кто ей не по карману.

Лакей проводил до двери из красного дерева с резьбой тончайшей работы. Зашли, и я наконец-то увидела пресловутого Семёна Ивановича Трузина, вольготно расположившегося в кресле посреди огромного кабинета и важно дымящего сигарой.

Интересный… Лет тридцать-тридцать пять. Подтянутый, напряжённый, словно струна, но при этом, как истинный хищник, не проявляющий чрезмерной агрессии, понимая, что в любой момент жертва никуда не сможет сбежать и окажется в его пасти. Ассоциации с гомосексуалистами у меня немного другие. Этот больше похож на нормального мужика, чем некоторые “мачо”, что на лёгких хлебах расплодились в моём прошлом мире. Тут характер чувствуется, а не простое позёрство с внешними атрибутами.

— Приветствую вас, сударыни, — вяло сказал он, не сделав даже попытки привстать и поклониться. — Надеюсь, дорога была не очень утомительной? Хотя какая разница? Мы собрались здесь по делу, и давайте побыстрее его закончим.

Мы присели на отведённые нам кресла. И тут я получше смогла рассмотреть своего будущего жениха. Рассмотрела и испугалась. Лёгкое подёргивание мимических мышц на лице, презрительно-саркастическая улыбка не придавали обаяния барону Трузину и указывали на некоторые проблемы с головушкой. Но вот глаза… Жёсткие, не раздевающие, как это часто бывает у нормальных мужчин, а разделывающие, словно мясник, тушу, говорили, что психические проблемы намного серьёзнее.

За свою врачебную практику несколько раз приходилось сталкиваться с личностями, совершившими жуткие, бессмысленные убийства. Привозили их под усиленным конвоем для освидетельствования состояния здоровья. После каждого отпаивалась не валерьянкой, а водкой. Без закуски. Трузин смотрел так же, как и они.

Мачеха что-то начала лепетать, то извиняясь, то пытаясь набить себе цену. Жалкое зрелище. Я пока сижу, молчу и впитываю информацию.

— Достаточно, — раздражённо махнул рукой барон, затыкая её словесный понос. — Я хочу услышать Елизавету.

— Жизнь прекрасна! — ляпнула я первое, что пришло мне в голову.

— Что ещё скажешь? — скривился он.

— О, жизнь, ты прекрасна! О, жизнь, ты прекрасна вполне! Бываешь немного опасна. О-е! — продолжила я дурку, вспомнив строчки из популярной в прошлом мире песни.

— Она всегда так? — повернул голову Трузин к Мэри.

— Чуть больше, чуть меньше, — ответила та.

— Команды знает?

— Если доходчиво объяснить и кое-чем поить. Но рецепт зелья за отдельную плату.

— Обойдётесь. Я и так вам за это мясо отстегнул прилично. Не стоит жадничать, а то ни с чем останетесь.

— Люблю мясо! — радостно возвестила я, внутренне содрогнувшись от услышанного.

— Согласен на такое, — словно не услышав мои слова, продолжил разговор с мачехой барон. — Задаток вы получили, а остальные пятнадцать тысяч перечислю сразу после свадьбы.

— Нет, — заартачилась та. — ПЕРЕД свадьбой! Точнее, перед самым венчанием. Из рук в руки. А