Вторая женщина, та, что в вуалетке, наклонилась к княгине ичто-то быстро шепнула. Анна Генриетта взглянула на ведьмака, улыбнулась,прошлась тонким язычком по губам.

— Мы желаем, — возвысила она голос, — чтобынаряду с виконтом Юлианом нам прислуживал у Бочки милсдарь Геральт из Ривии.

По группе придворных и рыцарей пробежал шелест — так шумяттронутые ветром сосны. Княгиня Анарьетта одарила ведьмака очередным волоокимвзглядом и вышла из залы вместе с подружкой и кортежем пажей.

— Черт побери, — совсем не по-рыцарски шепнулРыцарь Шахматной Доски. — Вот-те на! Немалой вы удостоились чести,господин ведьмак!

— Я не шибко понял, в чем суть дела, — призналсяГеральт. — Это каким же манером мне придется услужить ее величеству?

— Ее милости, — поправил, подходя, упитанныйсубъект с внешностью кондитера. — Простите, господа, мое вмешательство, нов данных околичностях я вынужден это сделать. Мы здесь, в Туссенте, строгопочитаем традиции и блюдем протокол. Я — Себастьян ле Гофф, камергер и маршалдвора.

— Весьма приятно.

— Официальным и протокольным титулом госпожи АнныГенриетты, — камергер и маршал двора не только выглядел кондитером, но иисточал аромат крема и глазури, — является «ваше сиятельство»,неофициальным — «ваша милость», фамильярным, вне стен дворца, — «госпожакнягиня». Но обращаться к ее сиятельству следует «ваша милость».

— Благодарствую, запомню. А вторая дама? Как ее следуеттитуловать?

— Ее официальный титул «почтенная», — серьезнопоучил камергер. — Но вполне допустимо просто «госпожа». Это родственницакнягини, зовут ее Фрингилья Виго. Во исполнение воли ее милости прислуживатьпри Бочке вам достанется именно ей, госпоже Фрингилье.

— А в чем будет состоять данное прислуживание?

— Ничего особенного. Сейчас поясню. Видите ли, мы ужемногие годы используем механические давильни, однако же традиция…

* * *

Подворье было заполнено говором и неистовым визгом пищалок,дикой музыкой дудок, назойливым звоном тамбуринов. Вокруг стоящей на помостебочки плясали и бодались козлы, выряженные в венки скоморохи и кувыркалисьакробаты. Подворье и окружающие его галереи были заполнены людьми — рыцарями,дамами, дворянами, богато одетыми горожанами.

Камергер Себастьян ле Гофф воздел к небу увитый лозой жезл,потом трижды ударил им о помост.

— Эхо-хо! — крикнул он. — Благородные дамы,господа и рыцари!

— Эхо-хо! — ответствовала толпа.

— Эхо-хо! Вот он, древний обычай! Да одарит насвиноградная гроздь! Эхо-хо! Да дозреет до солнца!

— Эхо-хо! Да дозреет!

— Эхо-хо! Да забродит, придавленная! Да наберет силы ивкуса в бочках! Да изольется в кубки и ударит в головы во славу ее сиятельства,во славу прекрасных дам, во славу благородных рыцарей и виноградарей!

— Эхо-хо! Да забродит!

— Да приидет красота!

Из бархатных палаток на противоположной стороне подворьяпоявились две женщины — княгиня Анна Генриетта и ее черноволосая спутница. Обебыли плотно укутаны в пурпурные плащи.

— Эхо-хо! — Камергер ударил жезлом. — Даприидут Юные!

«Юные» были научены, они знали, что им надлежит делать.Лютик подошел к княгине. Геральт — к черноволосой. Которую, как известно, звалипочтенной Фрингильей Виго.

Женщины одновременно скинули плащи, толпа взорваласьгрохотом оваций, Геральт сглотнул.

На женщинах были белые, тонюсенькие как паутинки, недоходящие даже до бедер рубашечки на бретельках. И плотно облегающие трусики соборочками. И ничего больше. Даже украшений. Кроме того, они были без обуви.

Геральт поднял Фрингилью на руки, а она, нисколько несмущаясь, тут же обняла его. За шею. От нее исходил едва уловимый аромат амбрыи роз. И женственности. Она была теплой, и тепло это пронзало как наконечникстрелы. Она была податливо-мягкой. И мягкость эта обжигала и дразнила пальцы.

Мужчины поднесли женщин к Бочке. Геральт — Фрингилью, Лютик— княгиню, помогли им встать на сминающиеся под ногами, источающие виноградныйсок грозди. Толпа взревела.

— Эхо-хоооо!

Княгиня и Фрингилья возложили друг другу руки на плечи — таклегче было удержать равновесие на гроздях, в которые они погрузились до колен.Сок брызгал и бил ключом, женщины, поворачиваясь, топтали виноградные гроздья,хохоча, как маленькие. Фрингилья совершенно непроизвольно стрельнула в ведьмакаглазами.

— Эхо-хо! — орала толпа. — Эхо-хо! Дазабродит!

Сминаемые грозди исходили соком, мутная жидкость булькала иобильно пенилась вокруг колен топчущихся в бочке женщин.

Камергер ударил жезлом о доски помоста. Геральт и Лютикподошли, помогли женщинам выбраться из бочки. Геральт видел, как Анарьеттаукусила Лютика за ухо и как у нее при этом опасно заблестели глаза. Емупоказалось, что губы Фрингильи скользнули по его щеке, но было это сознательноили случайно, он, пожалуй, не смог бы сказать. Винный дух сильно ударял вголову.

Геральт опустил Фрингилью на помост, обернул пурпурнымплащом, Фрингилья быстро и крепко пожала ему руку.

— Ах, эти древние обычаи, — шепнула она. —Они так возбуждают. Не правда ли?

— Правда.

— Благодарю тебя, ведьмак.

— Я счастлив безмерно!

— Не только ты! Уверяю тебя, не только.

* * *

— Налей, Рейнарт.

За соседним столом вели очередную зимнюю ворожбу, состоящуюв кидании завитой в длинную спиральную полоску кожицы яблока. По форме, вкоторую кожица уляжется, пытались угадать инициалы будущего партнера. Всякийраз кожура укладывалась буквой «S». Несмотря на это, веселью не было конца.

Рыцарь налил.