Сколько раз еще совсем девчонкой она окуналась в праздничные толпы на улицах Лояна. Каждый год Суинь отправлялась посмотреть на светящиеся огоньки фонариков и приехавших на праздник людей, послушать, как заполонившие улицы свахи устраивают судьбу молодых пар поздно вечером. Они сулили им всяческие блага: долгую жизнь, счастливый брак, исполнение всех желаний. Ночь всегда оканчивалась для нее в доме хозяйки Лин, однако в праздничной толпе Суинь надеялась привлечь взор какого-нибудь юноши или молодого мужчины. Кого-нибудь, с кем можно было бы прогуляться этим вечером.

Детские мечты нахлынули на нее еще более живо, когда все вокруг заволокло серным дымом, а в воздухе летали клочки красной бумаги от фейерверков. Она оглянулась и заметила Ли Тао, пристально вглядывающегося в небо. Взошла полная луна, такая большая, что ее, казалось, можно было коснуться рукой. Его суровый профиль отчетливо выделялся на фоне чернеющего неба.

Ли Тао опустил глаза и посмотрел на нее. Лин Суинь по-прежнему крепко держалась за него, он вздрогнул, внезапно ощутив прикосновение ее рук.

— Наместник Ли, — проговорила она и замолчала. Ей нечего было больше добавить.

— Госпожа Лин.

Его глубокий голос прорвался сквозь грохот фейерверков, гром барабанов и гомон толпы. Он проникал насквозь, растворяясь где-то внутри ее… Лин Суинь не чувствовала землю под ногами. Наместник Ли был совсем не похож на мужчину, о котором она некогда мечтала. Ей хотелось встретить кого-нибудь чуткого и преданного, кто бы взял ее за руку и нежно поцеловал в тени тесного переулка.

У нее невыносимо защемило в груди. Ли Тао был холодным, суровым, несгибаемым воином. Однако она хотела, чтобы он поцеловал ее, несмотря ни на что. Они оба окружили себя атмосферой тайны и загадки, но им уже нечего было доказывать друг другу.

— Купите мне фонарик, — попросила Суинь.

— Какой? — Он снова взглянул вверх, на разноцветные огоньки, плывущие над толпой.

Взгляд ее остановился на солнечно-желтом шаре с нарисованным на нем драконом изумрудного цвета.

— Вот этот.

Ли Тао жестом подозвал продавца. Несколько мгновений спустя тот уже орудовал длинной деревянной палкой, снимая высоко висящий фонарик. Ей подали сверкающий бумажный шарик, и Лин Суинь завороженно уставилась на игру дрожащего светлячка внутри. Ее дракон казался живым — с горящими глазами и переливающейся чешуей.

— Да, этот, — удовлетворенно произнесла Суинь, едва сдерживая желание сжать чудесного дракона в ладошках. Ее фонарик был лишь хрупким бумажным шариком с маленьким восковым светильником внутри. Любое неосторожное движение могло сломать его.

Ли Тао заплатил за фонарик, взял его у Суинь и протянул одному из своих воинов, чтобы он нес его, пока они продолжали пробираться по переполненным толпами людей улочкам. На углу в маленькой лавчонке он купил ей знакомую с детства сладость — тонкие сахарные нити, туго намотанные на деревянную палочку. Жженый сахар таял на языке, теплый и золотистый.

Этот маленький город на мгновение превратился для нее в целый мир. Лин Суинь стало грустно, когда они снова подошли к городским воротам. Где-то вдали по-прежнему раздавался грохот барабанов, полная луна висела высоко в небе.

Они вернулись к лошадям на окраине города. Воины отвязали поводья от коновязи и принялись поправлять упряжь и подтягивать седла, чтобы поскорее тронуться в путь. Лин Суинь забрала фонарик у телохранителя, осторожно сложила его по сгибам и замерла на мгновение, чтобы взглянуть на луну, уже не освещенную огнями праздника. Ли Тао стоял подле нее, пока его телохранители не тронулись в путь.

И снова он обнял ее за талию. На этот раз жест его был продиктован не чем иным, как желанием. Лин Суинь замерла, едва дыша.

Она хотела сказать ему, что он ведет заранее проигранную битву. Что смерть не может быть единственным выходом. Ему нужно отказаться от своей треклятой гордости и пойти на компромисс с императором Шэнем. Однако Суинь уже выбрала свой путь. Ее посланник скоро достигнет императора. Она сделала все необходимое, чтобы обезопасить себя до тех пор, пока Жу Шань не будет услышан. Пока император Шэнь не решит, что по чести он должен ответить на мольбу бывшей «драгоценной супруги».

— Нам надо возвращаться, — сказал Ли Тао. — Дорога будет совсем темной.

К ее сожалению, Ли Тао убрал руку, которая безвольно упала вниз. Он возвышался над ней словно темная башня, едва-едва освещенный лунным светом. Лин Суинь облизнула губы. Вкус жженого сахара усилился. Лин-гуйфэй никогда не теряла дара речи, однако вот уже в который раз за сегодняшнюю ночь она стояла, не в силах произнести ни слова.

Ли Тао сел в седло и протянул руки, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. Суинь уткнулась макушкой в его шею и, придвинувшись ближе, ощутила биение его сердца.

— Езжайте медленнее на этот раз, — убедительно попросила Суинь.

Он казался ей всего лишь тенью. Очертания его громадной фигуры были полускрыты ночною мглой. Она обняла его руками за талию, Ли Тао вздрогнул и медленно выдохнул.

— Хорошо, — ответил он.

Три дня праздников быстро пролетели, однако Лин Суинь постаралась сохранить в душе их тепло и веселье. Фонарик с драконом стоял на ее шкафчике. Без огонька внутри он казался лишенным жизни.

Время проходило впустую в бесконечной круговерти привычного домашнего уклада. Все ее существование превратилось в одно сплошное ожидание. Случались дни, когда Лин Суинь так хотелось услышать звук шагов Ли Тао в главной дворцовой зале или увидеть, как зажегся светильник в его личных покоях. Суинь не видела его с той самой праздничной ночи.

Но это только потому, что его присутствие прервет надоевшую рутину, убеждала она себя. Когда он появлялся во дворце, ей приходилось меняться, вести себя по-другому, думать иначе.

Бесцельно бродя утром по саду, Лин Суинь уловила резкий, пикантный аромат, доносившийся с кухни. Когда она зашла внутрь, этот запах пробудил в ней далекие воспоминания о совсем иной кухне — тесном, вонючем уголке в доме ее родителей у реки. Места, которого больше не существует.

Каменный очаг пылал жарким пламенем. Даже несмотря на то, что все окна и двери были распахнуты настежь, пышущий зноем воздух на кухне по мере приближения дневной трапезы превращался в плотное, почти осязаемое марево. Повар предостерег Лин Суинь, едва та переступила порог кухни.

— Будьте осторожны, все очень горячее! — воскликнул он. — Госпоже Лин здесь не место.

Старик попытался выставить ее прочь, убеждая в том, что ей непременно подадут еду, едва та будет готова. В этом сердитом шиканье звучало больше чувств, чем во всех изысканных похвалах, расточаемых ей в Чанъане. В конце концов, Суинь удалось убедить его позволить ей остаться, упросив дать какую-нибудь работу.

На очаге бурлило несколько глиняных горшков. На них стояли плетенки, из которых поднимались маленькие облачка пара. Лин Суинь коснулась рукой сырого теста. Эти липкие мучные комочки были совсем не похожи на готовые паровые пирожные[16], к которым она привыкла.