Я повернула голову, слегка касаясь носом щеки Макса, всем видом показывая, что капитулирую перед ним безоговорочно. Он повелся на эту уловку, как мне казалось. Я крикнула «Никогда не сдаемся!» и попыталась вырваться из стального капкана его объятий, но тщетно. От моих барахтаний мы оба потеряли равновесие и рухнули на пол, заливаясь смехом.

Я повернула голову и увидела, что Татьяна тоже была повержена.

Да уж, куда нам тягаться с такими-то бойцами…

Позже, вечером, мы сидели во дворе, потягивали вино и болтали ни о чем, пока мужчины готовили ароматнейшее мясо. Во рту то и дело скапливалась слюна. Чтобы совсем не показаться бестолковыми и бесполезными, мы с Татьяной предложили нарезать овощи к мясу и накрыть на стол.

Ужин проходил в такой теплой и уютной атмосфере, что я совсем забыла, что оказалась тут не по своей воле, а мое «заточение» продлить невесть сколько дней. Мой тюремщик то и дело бросал на меня многозначительные взгляды, от которых щеки вспыхивали румянцем.

Но к моему удивлению, такие же взгляды я заметила и от Алексея. Только адресованы они были не мне, а Тане. Вот те на! Значит не зря ходила перед ним как мартовская кошка…

Отойдя покурить, мы с Максимом обнялись и молча разглядывали тлеющие угли в мангале. Вино ударило в голову и, набравшись смелости, я выдала:

— Спасибо тебе, Макс. За все. За то, что спас, за то, что пытаешься найти этих козлов. За эти эмоции. И за ощущение нереальной свободы и спокойствия. Пусть я тут и в заточении, но сейчас мне так хорошо, как никогда не было. Ни с кем, — мой голос подрагивал, но я говорила сердцем. Слова сами лились и мне было не страшно ему открыться.

— Катя… — протяжно, на выдохе, будто пытается совладать с собой, — не нужно меня благодарить. Я стараюсь и мне это нравится. Поверь, эмоции и чувства чужды для меня, но ты что-то будишь во мне. Наверное, это просыпается человек…

И он замолкает. Вот так, на полуслове. Видно, он хочет мне что-то сказать, но останавливается. Я не хочу давить. Вместо слов, он легко целует меня, отдавая свои чувства. И я принимаю их. Бережно, нежно беру все, что он может мне дать. Голова идет кругом от мыслей и нахлынувших чувств. Я захлебываюсь ими, но мне нравится тонуть в этом омуте.

— Долбанный ментяра, — шепчу я, на мгновение отрываясь от его губ. Но только лишь на мгновение, потому что сквозь улыбку, опер снова целует меня и на этот раз свои чувства отдаю ему уже я.

Глава 9. Максим

Страх.

Что вы знаете об этом?

Наверное, страх — это такое ощущение, когда боишься за свою жизнь, боишься, что твоей безопасности что-то угрожает. Но нет…

Я познал новый оттенок страха. Это такое ощущение, которое подобно каракатице опутывает своими щупальцами все внутренности. Лишает воли, лишает возможности здраво рассуждать. Это чувство — страх быть поверженным.

Все эти романтичные и любовные «сопли» для меня чужды. Я смеялся над своими коллегами и знакомыми парнями, которые тонули в этом омуте, растворялись в женщинах без остатка.

А теперь я сам такой. Я лечу на дно стремительно, не контролируя ситуацию. И меня это пугает. Ничего в жизни не боялся так сильно, как сейчас. Я просто боюсь сдаться перед Катериной. А она этого и добивается. Пусть и не подозревает об этом.

За несколько недель нашего плотного общения я очарован ей настолько, что у меня сложилось ощущение, что ведьма просто приворожила меня.

Когда я увидел её такую беззаботную, легкую и веселую, бегающую за мной с пшикалкой для цветов, я понял, что пропал. Да, Игнатьев, ниже ты пасть ты просто не мог…

Утро встречал я в одиночестве. Резко сев на кровати, я огляделся по сторонам. В голове набатом бил один вопрос — где Катерина? Леха с Татьяной уехали еще среди ночи. Не знаю, почему, но мне от этого было легче. Хотелось побыть с Катериной наедине.

Наспех натянув домашние штаны, я ринулся её искать.

— Катя? … Катя! — звал я её, спускаясь по лестнице. В ответ, разумеется тишина.

Сбежала, дура, блять…

Нашел я свою «добычу» на кухне. В моей футболке, которая доставала ей до середины бедра, она весело пританцовывала и готовила завтрак. Против своей воли залюбовался ею. Такая воздушная, моя девочка… Опять, блять! Игнатьев… Твоя? Хотя, чего я смущаюсь своих мыслей? Решил, что будет моя, значит так тому и быть.

Подошел к ней и тихонько положил руки на талию. От неожиданности Катерина подпрыгнула на месте и выдернула наушники из ушей.

— Твою мать! Я чуть не умерла от страха, Игнатьев!

— Тише, маленькая. Это всего лишь я, — улыбаюсь и притягиваю её ближе.

К моему удивлению, Катерина встает на носочки и легко, почти невесомо целует меня. Нет, малышка, мне нужно больше. Я припадаю к её губам и целую уже напористее, остервенело кусая её губы.

Девочка отстраняется от меня и смущенно прячет взгляд. Грудь часто-часто вздымается от накатившего возбуждения, а щеки заливает румянец. Твою мать, какая же она… дикая кошечка. От её невинности я распаляюсь еще больше.

Сметаю с кухонного островка всю херню, что мешает мне, усаживаю Катерину и начинаю стягивать с нее футболку.

— Максим, остановись, пожалуйста… — несмело и неуверенно она сопротивляется, но мне уже плевать на это.

Сдираю с нее футболку и обнаруживаю, что на ней нет трусиков.

— Ах ты маленькая развратница! Решила меня подразнить?

— Ну что тут скажешь? — уже не сопротивляется Катя, а в глазах пляшут озорные огоньки. — Накажи меня, дядя Максим.

Все. Я практически физически ощутил, как западает планка. Спустил свои штаны и с диким, нечеловеческим рыком ворвался в теплую, истекающую соками дырочку Катерины.

Она выгнулась дугой и прикусила тыльную сторону ладони. Блять, должно быть я делаю ей больно, но остановиться не могу. Не могу! Крышу сносит от накативших чувств и звериной похоти.

Я вдалбливался в нее жестко и быстро. Катя, чтобы не упасть оперлась на стол руками и запрокинула голову. Мне хотелось видеть её лицо, её взгляд во время оргазма, поэтому я схватил её за волосы, сильно сжал у корней и заставил встретиться со мной взглядом.

Как только зеленые глазищи уставились на меня, я полетел в бездну. Сделал еще пару толчков, и мы оба взорвались. Разлетелись на тысячи осколков. Катя кричала и судороги наслаждения били