– Какой стул? – отшатнулась я. – Мы же не в Америке! У нас электричество экономят! У нас, кажется, расстрел… И вообще, смертную казнь отменили!

– Да? Тогда пускай ее упекут на зону, где сидят самые злостные уголовницы! – с энтузиазмом вскричала Шурочка. – Уж они там умеют обращаться с такими, как Карина! Отольются ей мои слезы! Пускай ее голой на мороз выставляют и водой поливают, грязный пол заставят языком вылизывать…

Дальше из уст моей бывшей свекрови полились такие выражения, что волосы на голове встали дыбом. И челюсть отвалилась сама собой. Она со вкусом и полным знанием предмета перечисляла все части тела несчастной своей невестки и подробно рассказывала, что уголовницы будут с ними делать. При этом употребляла такие непечатные выражения, которых я в жизни не слыхала не только от нее, но и вообще.

Проговорив таким образом минут пять, Шурочка наконец выдохлась и остановилась перевести дух. Я молчала, оглушенная обилием красочных эпитетов и кровожадностью. Это же надо, какие темные силы дремлют в глубине человеческой души и потом, под воздействием стресса, выползают наружу!

Ей-богу, мне стало жалко Карину. Хоть она в свое время здорово подпортила мне жизнь, увела мужа и заставила страдать если не от разбитого сердца, то от уязвленного самолюбия, однако, видя такую ненависть свекрови, я мысленно встала на сторону Карины. Даже если бы она в состоянии аффекта и стукнула своего мужа по голове тем серебряным кувшином, и то не заслужила бы того, что желает ей свекровь. Ну, осудили бы, дали сколько-то там лет заключения. Конечно, никто не дает нам права лишать человека жизни, однако бывают такие моменты, когда очень трудно удержаться. Мой начальник Гена примерно раз в неделю грозится убить свою тещу и специально консультировался по этому поводу со знакомым юристом. Так юрист ему авторитетно заявил, что за тещу он получит лет восемь, а то и меньше, если найдутся смягчающие обстоятельства. А за убийство мужа или жены из ревности вообще больше пяти лет не дают, потому что повод всегда есть.

Но Карина-то ведь вообще мужа не убивала, свекровь, надо полагать, рехнулась от ненависти и наговаривает на нее зря. Я вспомнила, как при разговоре с Лидой Васильцовой мысленно простила свекрови все, что было между нами, и теперь поняла, что погорячилась. Горе горем, но надо же ведь и совесть иметь… За что невиновного человека подводить под статью?

Раньше я бы тут же вывалила свекрови все сведения – что я видела их с Кариной вместе в тот день и так далее. Теперь же в голове чуть шумело от голода, но соображала я быстро и ясно. Если я скажу, что в тот день была поблизости, то есть в том же самом дворе, и видела их из окна, с этой ненормальной Сандры станется тут же сдать меня полиции. А что – не одна, так другая невестка, ей все равно, лишь бы кого-нибудь арестовали за убийство ее сына.

Я представила, как полицейские выводят меня из собственного подъезда в наручниках и усаживают в машину, как Иннокентий с балкона смотрит участливо, а его собака Анюта – с облегчением, поскольку никто не встанет больше между ними. Собака у Иннокентия – полная дура и ничего не понимает в человеческой жизни.

Потом на допросе я бормочу оправдания, призываю в свидетели того же Гену и водителя Василия Антоновича. Водитель должен подтвердить, что я была в том дворе, но не выходила из офиса фирмы и, стало быть, проникнуть в квартиру свекрови и убить Вадима никак не могла. Водитель наш – мужик противный, под хорошее настроение может, конечно, сказать правду, но настроение у него в последнее время всегда плохое, да я еще отпускаю шуточки по поводу его прошлых заслуг, так что вряд ли дождусь от него помощи. А страховщик Андрей Сергеевич вообще на меня зол, так что спокойно скажет полиции, что ничего не знает – может, и ходила я в ту квартиру, он меня стеречь не нанимался. Геннадий озаботится только тем, чтобы на его обожаемую фирму не упала тень, чтобы никто не узнал, что среди сотрудников встречаются убийцы бывших мужей, поэтому быстренько уволит меня, даже если удастся убедить следователя в полной моей невиновности.

«Нет, ребята, – сказала я себе, – так мы не договаривались. Карину, конечно, жалко, но своя жизнь дороже. И вообще, своя последняя рубашка ближе к телу, дружба дружбой, а табачок врозь. Вы тут сами разбирайтесь, а я пойду и не признаюсь, что была вчера поблизости».

Едва я приняла это решение, как в животе заговорила совесть. Вначале я думала, что это от голода, и собиралась попросить у Шурочки хотя бы стакан чая. Может, ее успокоят привычные действия, из глаз исчезнет маниакальный огонь, и она снимет дурацкую бандану…

Выговорившись, она впала в ступор, потом сказала вполне человеческим голосом:

– А ведь я предчувствовала, ведь знала в глубине души, что так будет…

Моя совесть тут же ехидно заметила, что если, по словам Шурочки, она знала, что Карина опасна, то за каким чертом оставила их с Вадимом одних в квартире?

Свекровь явно путалась в показаниях.

– Полиция сказала – типичный случай, – бормотала она, – убийство из ревности…

– Вот именно! – осенило меня. – Слушай, ведь она ревновала не на пустом месте! Ведь точно у Вадима кто-то был! Карина приходила ко мне на работу и описывала его поведение – точно так же он вел себя, когда изменял мне с Кариной! Почему ты думаешь, что его новая любовница ни при чем?

– Не было у него никого! – взвизгнула Сандра и отшатнулась от меня в другой конец коридора. – Я бы знала!

И она знала, я готова была в этом поклясться. Старая сводня все прекрасно знала, как в свое время про Карину, когда у них только все начиналась, и она принимала ее у себя дома, а потом уходила, оставив их с Вадимом одних. Это уж потом бывший так обнаглел, что притащил Карину в наш семейный дом. А до этого я, как полная дура, отпускала его к мамочке – надо же помочь одинокой пожилой женщине!

– А к кому же тогда ревновала Карина? – вкрадчиво спросила я. – Не ко мне же!

– Может, и к тебе! – с вызовом ответила Шурочка. – Он проводил с тобой много времени, помогал…

– Ты в это веришь? – Я решила отбросить всякую дипломатию. – Слушай, он не был у меня в квартире больше года! И не менял никаких замков, меня вовсе не ограбили! Это все его выдумки! Где и с кем он проводил вечера, если не с любовницей? И потом, меня преследуют двое каких-то подозрительных типов, рвутся что-то узнать о Вадиме. Кто они такие, ты не в курсе?

– Уходи! – вдруг сказала Сандра. – Пошла вон из моего дома! И не смей приходить на его похороны!

«Да провалитесь вы с вашими похоронами!» – мысленно плюнула я, развернулась и ушла не прощаясь. И не стану я клянчить у этой ненормальной чаю. Ничего, человек может четырнадцать дней прожить без еды!

Я хлопнула дверью и выскочила на площадку. Перед глазами плясали красные мухи, в ушах стоял звон. Этак можно вообще в голодный обморок грохнуться!

Лифт по-прежнему не работал. Лестница находилась в этом подъезде отдельно, чтобы попасть туда, нужно было пройти по маленькому балкончику. И вот, когда я остановилась, чтобы подышать прохладным весенним воздухом и прийти в себя, то внизу увидела знакомую черную машину с тонированными стеклами. В первый момент я подумала, что от голода начались глюки, и потрясла головой, как будто хотела вытрясти воду из ушей. Не помогло. Машина оказалась той самой «Ауди», потому что из нее не спеша вышли двое очень знакомых мне мужчин. Первый был крупный, с круглой головой и широкими плечами. Сверху я не смогла разглядеть родинку на левой щеке, но она точно была – по очертаниям напоминающая какой-то остров на географической карте – не то Сицилию, не то Корсику… А может, вообще Мадагаскар… Словом, в подъезд входил тот самый подозрительный тип, что представился мне в свое время капитаном Меленковым. Второй был тоже немалого роста, рыхлый, с багровой лысиной и длинными сивыми усами. Как раз лысину сверху было очень хорошо видно. Словно почувствовав мой взгляд, лысый поднял голову, взглянув наверх. Я тут же отпрянула от перил и прижалась к холодной шершавой стене. Выследили все-таки, сволочи! Хотя, в сущности, никакого особого труда это не составляло, я веду себя на редкость предсказуемо.