Фея, подлетев к окну, лишь мелком глянула на трудящегося.

— Ничего-ничего, дорогая, — проворковала она добрым голосом пилы, — у тебя просто слишком доброе сердце! А девчонка просто сильно избалована. Вот увидишь — это пойдет ей на пользу. Набьет пару мозолей, устанет, испачкается, проголодается… А тут приедет принц. И мы закатим пир! Пирожные и нежнейшие куропатки, прожаренные над огнем! Мороженое и лимонад! Нарядные сестры и веселые разговоры за обедом… А она не звана к столу! Насмешки над ее старым платьем… Я думаю, ее это очень, очень обидит. И она будет рваться туда, чего так старательно избегала!

— О, это так жестко! — вздохнула Юфимия, отирая платочком сбежавшую слезу.

Фея скептически глянула на деятельного енота.

— Действительно, толстая, — вполголоса произнесла она с удивлением. — Отрастить такую жо… Гхм, быть такой упитанной в ее возрасте — это просто преступление. Тем более, ей полезны подвижные занятия на свежем воздухе! Ну, милая, не убивайся так!

Меж тем сама Изабелла, спрятавшись в маленькой каморке с единственным окошечком, шила так, что искры летели из-под иглы ее швейной машины.

Заяц, как и енот, оказался помощником расторопным, понятливым и полезным. Обращенный в тощую девицу, этот косой проныра, таясь по темным углам, проник в кладовую, где Юфимия хранила отрезы тканей, кружева и нитки. Оттуда на своем тощем горбу заяц вытащил пару прелестных шелковых отрезов, примерно по тридцать локтей каждый.

В корзинку косой, настороженно глядя одним глазом на дверь, а другим на похищаемое добро, насыпал самых красивых пуговиц, серебряных крючочков и красивых блестящих камешков.

Там же он раздобыл и краски, которыми предстояло выкрасить парички.

Словом, этого проныру подгонять было не нужно.

Когда утром проснулась белка, все свечи почти догорели, оплавились и закапали пол. На манекенах, набитых соломой, сверкали и переливались серебром и золотом, два чудесных платья, одно с вырезом, второе с жестким серебряным корсетом. Заяц, перегрызая зубами нитки и сплевывая узелки точнехонько в мусорное ведро, пришивал пуговки в ряд и красивые камешки, почти полностью окосев от усердия.

Изабелла, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, завивала кудри на высоких и пышных париках с двумя разноцветными прядями.

— М-м-м, — почавкала спросонья белка, почесывая бока и продирая опухшие глаза. — Да, неплохо, неплохо. Вы почти справились. Только вот тут надо перешить, — она ткнула пальцем в корсет, который был идеально отглажен и являл собой просто произведение искусства. — И вон там, на юбке, лента как попало пришита. А этот косой вообще неровно блестяшки пришивает. Принц очень требователен! Он не потерпит халтуру!

Заяц промолчал; только покрасневший, как и у Изабеллы, глаз у него задергался. Он подавился узелками, закашлялся и сжал большие портновские ножницы с видом убийцы.

— Нормально он пришивает, — отрезала Изабелла. — Зови сестер иди!

Но их звать было не надо; толкаясь и вереща, в одних ночных рубашках, они мчались по лестнице, теряя ночные туфли, и в каморку к Изабелле вломились одновременно, с трудом протиснувшись в двери.

— Какая красота! — верещали они наперебой, скача вокруг своих платьев и дергая их за оборки и за рукава. Казалось, они и о принце позабыли. Главное — надеть поскорее наряд!

Но у белки были свои планы.

— Побольше серьезности! — металлическим голосом рявкнула она, подскочив и широко расставив лапы. Передние лапы она заложила за спину, и вся ее фигура просто олицетворяла уверенность в себе и целеустремленность. — Мы с вами затеяли очень опасную игру! Враг силен и хитер, но мы сумеем его победить и получить то, что нам нужно!

— Поменьше болтовни, — отрезала Изабелла, сунув белке в пасть кусочек засохшего хлеба. — Лучше помоги сестрам одеться и накрась их. Ты обещала!

Белка небрежно обмахнулась хвостом.

— Обещала — значит, сделаю! — ответила она и посучила пальцами.

Золотая пыльца щедро потекла из ее горсти, и платья с париками ожили и накинулись на сестер. Сначала они перепутали, какое на которую должно надеться, и заяц зажевал косынку, в ужасе наблюдая, как узкий корсет пытается совладать с пышной талией визжащей Терезы.

Но потом платья разобрались и налезли каждое на свою хозяйку, и притом сели так идеально, что и лучшего желать было нельзя.

— Типа, типа, типа, — ворковала белка, словно подзывая цыплят и все соря золотой волшебной пылью.

Тут зашевелился чемоданчик, откинув крышку и раскрыв все свои кармашки и отделения.

Белый крем из тюбика ударил мощной струей в лицо Анны, и девушка заверещала от ужаса.

— Молчи! — хриплым голосом злодея-некроманта произнесла белка, делая в воздухе пассы лапами, будто бы протирая круглое зеркало. По мере ее действий чудо-крем ложился на кожу ровно, скрывая все конопушки, все прыщики и все нервности.

Белый воздушный пух, окунувшись в пудру, со всего размаха, как снежок, влепился в набеленное лицо, вызвав еще один испуганный вопль. Поднялось целое белоснежное облако, будто на месте взрыва, в котором мелькали ручки кисточек и разные баночки.

Тереза наблюдала за преображением сестры с ужасом.

Когда же пудра осела, Анна явилась такой красавицей, что впору ей было принимать участие в конкурсе красоты.

Ни длинного носа, ни слишком короткой губы, ни конопушек не было. На изумленных зрителей смотрела нежная красавица с фарфорово-белой кожей, с милой улыбкой и мечтательным взглядом.

— М-да, — протянула Изабелла, шокированная преображением сестры. — Если принц на ней женится, поутру его будет ожидать большой сюрприз…

— Молчи! — шикнула на нее суровая белка. — Давай, поправь ей парик! А я займусь второй!

Изабелла послушно принялась накручивать кудри Анне, между делом тревожно поглядывая за окно, не едут ли дорогие гости.

Там, в саду, трудился неутомимый енот.

Дорожки он подмел так чисто, что принц мог бы прогуляться по ним в своих белых чулках, и не запачкался бы.

Теперь труженик принялся постригать розы, щелкая огромными садовыми ножницами, и так увлекся процессом, что не заметил, как в саду появились посторонние. Точнее, дорогие гости, которых все так ждали.

— Королевская свита! — выкрикнула Изабелла и выронила горячие щипцы. Отчего-то ее сердце тревожно затрепыхалось. — Но почему так рано, Вильгельмина же сказала — к вечеру! А сейчас и до обеда далеко!

Но королю было все равно, когда явиться и что об этом думают хозяева гостеприимного дома.

Впереди всех придворных вышагивал сам принц, и тут Изабелле пришлось признать — он действительно совсем неплох. Высок, строен, хорошо сложен. Но на этом все плюсы заканчивались, потому что зефирка, увиденная на портрете, вживую оказалась приторно сладкой.