— Какой?

— Он связан одновременно с двумя женщинами. То есть я не так выразился. Он любит одну женщину, а жениться собирается на другой. Потому что та женщина, которую он любит, не принимает его всерьез. Хотя он и мастер участка. Она его, значит, не любит?

— Она любит другого, — с ненавистью произнес Мячин. — Она не разобралась, кто действительно достоин ее любви, а кто — полное говно.

— Понятно, понятно! — закивал Будник. — А Михаил мой, с одной стороны, очень героический человек, бросается сам урожай собирать в грозу и в ужасную бурю. На тридцать второй вот странице: «Михаил в одиночку собирает колхозный урожай, не давая погибнуть ни одному колоску. На улице — буря».

На опухшем лице стажера появилось страдание, как будто у него вдруг заболели все зубы.

— И что? Ну, собрал!

— Конечно, собрал, я с этим не спорю. Но вот с женщинами… Любит Ирину, которая над ним издевается, а женится на Марусе, потому что она такая решительная, и с ней можно сразу в разведку идти… Кого мне играть?

— Вам играть Михаила, — с ненавистью произнес режиссер.

«Ишь ты какой! — быстро подумал Будник. — А я вот тебя потрясу, и ответишь!»

— Обоих играйте! В нем все уживается!

Будник выкатил глаза:

— В одном человеке?

Регина Марковна громко вздохнула за спиной.

— Егор Ильич! Федя, Кривицкий Федор Андреич, всегда объяснял актеру характер героя. И актеру было легче. Он понимал, на чем делать главный упор…

— У Феди Андреича копчик поломан! — вспылил вдруг стажер. — Теперь режиссер этой вашей картины не Федя Андреич, а я. И я по-другому на это смотрю: актеры должны сами думать! Иначе они не актеры, а куклы! Да, куклы!

— Регина Марковна! — вмешался Хрусталев, до этой минуты спокойно наблюдающий всю сцену. — Они разберутся в процессе работы. А мы-то на что? Мы с вами поможем ведь, верно?

— Ох, Витя, поможем! — схватившись за левую грудь обеими руками в больших янтарных браслетах отозвалась Регина Марковна. — Куда нам деваться?

На «Мосфильме» не зря считали, что на Регине Марковне можно возить воду. Она приходила на работу первой, уходила последней. Ругалась и орала так, что заглушала доносящиеся с улицы пронзительные автомобильные гудки и даже сирену «Скорой помощи». При этом любая уборщица знала, что в мире нет никого добрее Регины Марковны и отзывчивее ее. В молодости она была гибкой, тоненькой и, как говорила сама про себя, «трепетной». Но молодость прошла, Регина Марковна округлилась и раздобрела. Одновременно с изменениями телесными исчезла и вся ее «трепетность» Дождавшись мужа, вернувшегося с войны инвалидом без обеих ног, Регина Марковна не стала ныть и жаловаться, а, напротив, всем и каждому трубила о своем счастье.

— Вернулся Сережка! — всхлипывая, говорила она. — Живым и здоровым вернулся!

— А как же… — удивлялись друзья и знакомые. — Ведь он же… ведь нам говорили… Без ног?

— Ну, так что? — вспыхивала Регина Марковна. — Мне что? Его ноги нужны? Мне он, он мне нужен! А вовсе не ноги!

Теперь муж терпеливо дожидался ее возвращения с работы, играл сам с собой в шахматы, читал книги, которые она сумками притаскивала из библиотеки, а по воскресеньям, если только этому не мешали какие-нибудь съемки, Регина Марковна обязательно собирала гостей. Приходили его фронтовые друзья: кто с палкой, кто с новой женой, кто с гитарой. Регина Марковна варила уху или куриный бульон с клецками, пекла пироги с капустой, делала паштет из печени трески, торт яблочный или медовик. Откупоривали бутылки, ели, пили, вспоминали войну, играли на гитаре, пели. Безногий захмелевший Сережа склонял на мощную грудь Регины Марковны свою отяжелевшую голову, смахивал слезы.

— Жена у тебя! — крутили головами фронтовые друзья. — Всем женам жена!

— А то! — отвечал он с гордостью. — Такую поищите!

Несмотря на свою сумасшедшую занятость, Регина Марковна любила одеваться и постоянно покупала что-нибудь у спекулянток, приносящих на «Мосфильм» заграничные тряпки. Два раза в месяц, а то и чаще она должна была непременно поразить окружающих новым платьем или кофтой. Иногда вкус отказывал располневшей и быстро стареющей женщине, и Регина Марковна покупала у обнаглевших спекулянток такие вещи, которые ее, мягко говоря, не украшали. Так, в самом начале мая она вдруг пришла на съемки в ярко-красных бриджах и черных лаковых туфлях на высоких каблуках.

— Регина! Ты что? Теперь, значит, в цирке работаешь? — воскликнул бестактный Кривицкий.

Регина Марковна показала ему кулак и спряталась в уборной. Через пятнадцать минут раскаявшийся режиссер побежал за ней, но поскольку проникнуть в женский туалет не смог, то долго стоял в коридоре и скулил, как Каштанка. Наконец Регина Марковна выплыла из кабинки, сполоснула лицо и руки, подошла к виноватому Федору Андреичу и громко сказала ему:

— Сядь, Феденька, сам на диету. Куда ж ты с таким животом рядом с Надей?

Больше всего на «Мосфильме» боялись, когда Регина Марковна простуживалась и брала бюллетень. Жизнь сразу останавливалась, начинался бардак. Все понимали, что без Регины Марковны отечественный кинематограф долго не продержится, а даже если продержится, судьба его будет плачевной. Кончалось тем, что лично Кривицкий звонил ей домой и льстивым голосом спрашивал, не нужно ли чего. Регина Марковна гулким больным басом сообщала, что уже поправилась и завтра намерена вернуться. Кривицкий с облегчением клал трубку на рычаг и показывал коллегам большой палец.

Глава 12

Съемки начались на следующий день. Именно в этот день у бывшей жены Хрусталева Инги были пробы в одном из многочисленных павильонов «Мосфильма». Инга Хрусталева была не просто красивой женщиной, она была женщиной исключительной красоты, а это ведь кое-что значит. Женщины исключительной красоты никогда не бывают счастливыми. Счастливыми бывают просто красивые, хорошенькие, миловидные. Особенно счастливыми бывают женщины, про которых говорят: «с изюминкой». Этих даже и время не берет. Толстеет, стареет, а изюминка остается при хозяйке. И в гроб кладут вместе с «изюминкой». У Инги, кроме исключительной красоты, было много недостатков. Она была сильной. В женщине между тем ценится мягкость и некоторое даже отсутствие хребта, а проще сказать, позвоночника. Женщина должна приложить все старания, чтобы казаться «беспозвоночной», хотя по классификации животных, предложенной Ламарком, к беспозвоночным относятся лишь ползучие гады и черви. На самом-то деле от женщин во все времена чего люди только не требовали! Смекалку, здоровье, но главное — главное! — желание взвалить на себя все: работу, детей, алкоголика-мужа, кобру-свекровь, гулящего свекра, сад с огородом, и… много всего. Взвалить это все на себя и переть. При этом казаться и хрупкой, и нежной, а