Как и в бухте Золотой Рог, так и теперь в Александрии напути Чомы Кёрёши встала чума. И вместо того чтобы плыть в Одессу, он отправилсяна сирийской галере на остров Кипр, а оттуда, пересаживаясь с одного судна надругое, – вдоль берегов Малой Азии на север, до Латакии. Дальше плыть онне мог – севернее портов уже не было, и ему нужно было сворачивать на восток,передвигаясь на «корабле пустыни» вместе с караваном. Однако европейцупутешествовать с азиатскими торговцами было небезопасно, и Чома шел один пешкомпо караванному следу до Алеппо 125 километров.

А каковы условия такого путешествия, описал другой европеец,побывавший в этих местах несколько десятилетий спустя: «Термометр показывает+62 градуса Цельсия, ощущение – как в раскаленной печи, с каждым вдохом легкиенаполняются не воздухом, а пламенем, кожа разъедена потом, глаза слепитдрожащее марево, нестерпимые мучения причиняет отсутствие питьевой воды, такчто мусульмане совершают обязательные ритуальные омовения песком».

Финансовые обстоятельства заставили его свернуть дальше вБагдад, где проживал купец, выходец из Венгрии, от которого Чома надеялсяполучить содействие для дальнейшего путешествия. И он вновь в азиатской одеждепошел по караванному пути до Мошула, неподалеку от которого темнели развалиныбиблейской Ниневии. Оттуда до Багдада легко было спуститься по Тигру на плотах.

В Багдаде вновь явилась нежданная помощь – секретарьанглийского посланника, итальянец родом из Вены, то есть почти земляк, снабдил путникаодеждой и пищей. 6 недель Чома, дожидаясь возвращения посланника, обновлял своизнания, углубившись в старинные книги. Так и не дождавшись английскогодипломата, а тем самым помощи, на которую надеялся, он отправился дальше вПерсию, чтобы оттуда попасть в населенный уйгурами Восточный Туркестан, на этотраз в европейской одежде, верхом на лошади и с караваном.

После долгого пути с многочисленными остановками караванщикиприбыли в Тегеран. Там Чома вновь обратился в английское посольство, надеясь получитьматериальную поддержку: ведь английская благотворительность уже однажды помоглаему завершить учебу в Ганновере, и в его походном ранце лежал дипломГеттингенского университета. Более четырех месяцев пользовался Кёрёшианглийским гостеприимством, изучив за это время персидский язык. Тогда же он стяжелым сердцем написал на родину, решившись все-таки попросить у своихпатронов материальной помощи, которую ранее отвергал, обещая затем повозвращении на родину вернуть долг.

Письмо ушло в Константинополь, к тамошнему австрийскомуконсулу, но ответа долго не было, и Чома отправился в дорогу, оставивпрощальное письмо своим британским покровителям. Там же он оставил завещание наслучай своей гибели в пути и диплом.

Кёрёши намеревался отправиться в Бухарский эмират, а еслипозволят обстоятельства – в Самарканд. Путешествуя с караваном, чтобы неподвергать свою жизнь опасности и не вызывать ненависти религиозных фанатиков,которые равно не выносили гяуров-неверных, то есть европейцев, и суннитов, онпереоделся армянским купцом. Христиан-армян мусульмане терпели как хорошихторговцев.

Восточная Персия и соседние регионы всегда были неспокойнымииз-за нескончаемых религиозных междоусобиц, поэтому редкие караваны рисковалипробираться по этим опасным землям, да и им приходилось подолгу выжидатьблагоприятного момента. Путь в Бухару для Чомы затянулся почти на 7 месяцев. Нонаконец он все же добрался до столицы бухарских эмиров и был на порогеВнутренней Азии – цели своего путешествия, где чаял найти венгерскую прародину.И вновь его карманы были пусты.

Но едва Кёрёши прибыл в Бухару, распространились слухи оприближении сильной русской армии для захвата города, и все чужестранцыпоспешили покинуть его в противоположном от ожидаемого нападения направлении,дабы избежать обвинений в шпионаже в пользу Российской империи. Чома тоже почелза лучшее присоединиться к одному из караванов, направлявшихся на юг. Так онприбыл в Кабул.

Добравшись через пески Кара-Кума до мест Балх и Кулум, нужнобыло перевалить через горную цепь Гиндукуш в Бамьянской долине. Там, насередине пути от Балха к Кабулу, в Бамьянской седловине в 5000 метров высотой,Чома заметил вырубленные в скале колоссальные каменные статуи, одну большую идве поменьше. Впоследствии он первым из ученых описал их, считая, что ониизображают Будду с учениками. Об истинном значении бамьянских колоссов можнопрочесть в «Тайной доктрине» Е. П. Блаватской – на самом деле их пять, и ониизображают пять основных рас в истории человечества.

В Кабуле Кёрёши не нашел земляков из Европы, но узнал,что близ Пешавара в Индии на службе у хана находятся два офицера-европейца. Ивновь он оказался перед выбором: вернуться весной обратно в Бухару и из нееследовать дальше во Внутреннюю Азию или же разыскать этих европейских офицеров ис их помощью пробраться через Кашмир в Тибет, оттуда проникнуть в Китай иМонголию, куда он собирался первоначально. Безусловно, его выбор былпредопределен его грядущей миссией, хотя на первый взгляд причина была весьмапрозаическая: нехватка денег. Еще на афганской земле ему удалось встретитьфранцузских офицеров, которые были рады европейскому путешественнику, знавшемуих язык. Верхом они сопровождали Кёрёши до самого Пешавара. В одиночкупроникнуть в Индию он бы не смог: тут тянулась опасная зона, Ягистан, или ЗемляМятежников, где в неприступных скалах скрывались афганские племена, нападавшиена всех подозрительных чужеземцев. По дороге бывшие наполеоновские генералы сизумлением слушали смелые планы венгерского путешественника. Они убедили Кёрёшине пытаться попасть в Тибет из Кашмира, так как в это время горные цепинепроходимы, а ехать с ними в Лахор, столицу княжества сикхов.

Там Чома распрощался с французами и отправился на восток,чтобы потом повернуть к северу, в Джамму и Сринагар. Из древней кашмирскойстолицы в компании с четырьмя паломниками он прошел 400 километров через горныеперевалы в Лех, главный город королевства Ладак. Оттуда он думал двинуться скараваном в Восточный Туркестан, к Яркенду, но путь оказался непосильным, и онрешил вернуться обратно в Лахор.

Дорогой он ночевал в караван-сараях, спал на голых доскахили прямо на земле, питался же соленым чаем с бараньим салом, как это принято умонголов; лишь изредка мог есть немного рису или в кашмирском «райском саду»утолять свой голод и жажду парой фруктов.

На границе Кашмира его ждал последний, изменивший всю егосудьбу поворот. Пока он в своем пыльном азиатском кунтуше брел по пыльнойдороге вниз, навстречу ему поднимался верхом на коне европейский господин. Онбыл наверняка потрясен, когда путник в поношенных лохмотьях окликнул егопо-английски. И не мог поверить тому, что рассказал о себе странник – ведьдокументов у Чомы с собой не было.

Однако британский уполномоченный, внимательно выслушав подозрительногостранника, убедился, что перед ним не русский шпион, а человек чрезвычайнообразованный, великолепно знающий европейские и восточные языки, хотя егоматериальное положение оставляло желать лучшего. Как человек практичный, онустроил ученому испытание – предложил перевести перехваченное у русского шпионаписьмо. Это оказалось секретное послание русского министра иностранных делграфа Нессельроде к пенджабскому радже, крайне важное для британских властей. Ихотя Чома отлично выдержал первое испытание, ему предстояло второе: он долженбыл выучить совершенно неизвестный тибетский язык. Уполномоченный британскогоправительства пообещал ему финансовую помощь, если это изучение пойдет успешно.Далее Чома должен был взяться за составление первого научного и практическипригодного англо-тибетского словаря. Материальное положение венгерского ученоговынуждало его принять это предложение, хотя и приходилось отступить отнамеченной цели. Кроме того, Чоме вспомнилось мнение санкт-петербургскогоакадемика Шмидта о том, что уйгуры, которых он ищет, – не тюрки, атибетцы. Он надеялся, что решит эту загадку, а заодно сможет разыскать втибетских книгах интересные новые источники о древней венгерской истории. Ондумал, что работа эта займет несколько месяцев, и даже не мог предположить, чтоона станет главным делом его жизни!