Чарли, в это утро смотревший, как Дорис делает апельсиновый сок, тем не менее почувствовал сильное искушение сказать: «Слышь, Дорис, как думаешь, способна Конни Хэтч стащить что-нибудь у Тайлера?» Однако ему, в общем-то, было все равно, так это на самом деле или нет, да и вряд ли у Тайлера мог найтись за душой лишний грош, который можно было бы стащить. Так что Чарли просто сидел молча за столом и поглаживал щеки рукой, все еще пахнувшей мылом «Дайал» после утреннего душа. До него медленно доходило, что сегодня утром Дорис пребывает в особенно дурном расположении духа: она с грохотом колотила деревянной ложкой по ледяным кускам замороженного апельсинового сока.

Дорис приостановилась — одернуть купальный халат.

— Ненавижу зиму, — сказала она. — Ненавижу эту тьму и терпеть не могу даже думать обо всех этих бесконечных месяцах снега.

Чарли любил снег. Но он ничего не сказал.

— Из-за этого всего передвигаться по городу просто адова работа, — сказала его жена. — И этот сок вовсе не собирается вовремя растаять. — Она посмотрела на стенные часы.

— Да все нормально, — успокоил ее Чарли. — Можно одно утро обойтись и без апельсинового сока, правда, ребята?

— Точно, — отозвался его младший сын, с чем-то вроде радостной надежды в голосе.

— Мам, оставь, — сказала Лиза. — Сядь. Смотри, твой подсушенный хлебец совсем остыл.

— Ах, зачем обо мне беспокоиться, — возразила Дорис, продолжая интенсивно работать деревянной ложкой: теперь она давила ею измельченный апельсиновый лед.

Чарли понаблюдал за женой, затем отвел взгляд. Ему не хотелось смотреть на нее. Она казалась ему теперь словно бы чужой, однако ее физический образ не перестал быть столь же знакомым, как вид его собственной руки, которую он сейчас положил на стол и, раскрыв ладонь, пристально ее разглядывал. Женщина в Бостоне говорила ему, что можно определить размер мужского члена по величине его рук, но что в его случае это оказалось не так. Она сказала ему еще, что руки у него средней величины, но он просто огромный. А Чарли никогда не думал, что он огромный, однако знал, что у него он больше, чем у большинства других мужчин, знал из раздевалок, сначала — спортивных студенческих, в колледже, а потом — в армии. Но Дорис об этом не знала. Она же ни одного другого мужчину не видела.

— Чарли, потерпи немножко, — окликнула его Дорис, взглянув на него через стол. — Думаю, ты сможешь это пить уже через минуту. Я знаю, ты любишь апельсиновый сок.

— Да все в порядке. Я же только что сказал тебе, что все нормально.

Ему никак не хотелось давить. Он не хотел, чтобы жена его боялась. Он вообще ничего не хотел, кроме лишь того, чтобы были здоровы дети, а сам он мог оказаться в гостиничной постели в Бостоне, где та женщина говорила с ним в такой пугающе отвратительной, откровенной и грубой манере, употребляя такие грязные термины, и сама так возбудилась от его возбуждения, что издавала звуки, какие он никогда и не думал услышать от женщины.

— Пап?

Он повернулся и взглянул на Лизу.

— Я задала тебе вопрос.

— Не уловил.

— Я спрашивала, слышал ли ты про операцию «Голубые небеса»? — Лиза произнесла это с какой-то высокомерной застенчивостью: ей хотелось произвести впечатление.

— А что это за операция «Голубые небеса»? — спросила Дорис.

— Я обращалась к папе, — сказала Лиза.

Чарли следовало бы одернуть дочь, сказав: «Будь повежливей с мамой», но ему не нравилось, как в кухне пахнет. Мальчики ели овсянку, низко наклонив голову к фаянсовым плошкам. Каша, видимо, пригорела. Он посмотрел на плиту, нахмурился. Помолчав, ответил:

— Нет, не слышал. А может, и слышал. Это что, тот правительственный проект по разработке биологического оружия?

«Я тебя связываю, потому что ты ужасно плохой, страшный человек», — говорила та женщина. Сначала она воспользовалась его галстуком — темно-синим с красными полосками, подаренным ему сыновьями в день рождения (выбирала, конечно же, Дорис): он по выражению их глаз понял, когда поблагодарил их и открыл коробку, что они видят этот галстук впервые в жизни. Но у той женщины в сумке были еще другие путы.

— А про акцию протеста ты слышал? — спросила Лиза.

— Нет, — ответил Чарли. — Что еще за акция? — Но он уже отталкивал стул, поднимаясь на ноги. — Поехали, ребята, — сказал он. — Кончайте с едой.

— Время еще есть, — вмешалась Дорис. — Лиза с тобой разговаривает, Чарли.

Так что ему пришлось заставить себя взглянуть на дочь. Сегодня она выглядела как-то особенно настойчивой, уверенной в своей правоте, что было ей совсем не свойственно. Чарли стало страшно. Она рассказывала ему, как каждый день группа людей собирается у ворот военной базы Форт-Деррик в Мэриленде, где расположены лаборатории Института исследований инфекционных заболеваний в армии США. Они хотят остановить работы, связанные с бактериологическим оружием. Что он думает обо всем этом?

— Кто? — спросил Чарли.

— Ты, — ответила Лиза.

— О чем думаю?

Лиза расплакалась. Ее розовое лицо, с целой серией мелких красных прыщиков на лбу, пониже волос, пошло пятнами.

— Папа, — рыдала она, — ты же не слушаешь!

— Почему же ты не слушаешь? — спросила Дорис.

Чарли снова опустился на стул. Женщина в Бостоне говорила: «Ты ужасно плохой мальчик. Тебя надо пытать. — Рука ее бежала вниз по его телу. — Я должна услышать, как ты взмолишься…»

Чарли почувствовал приступ тошноты.

— Почему не слушаю? Слушаю, — сказал он. — Ты рассказывала мне про людей, которые каждый день проводят пикет, призывая правительство прекратить разработки бактериологического оружия. Видишь, я слышал каждое слово.

У Лизы дрожали губы.

— Мне просто было интересно, что ты думаешь.

Чарли обвел глазами кухню. Дорис разливала апельсиновый сок по стаканам. Мальчики сидели, низко наклонив голову.

— Не знаю, — признался Чарли.

— Ну, я просто подумала, — попыталась дочь объяснить и подняла на него заплаканные глаза, — ты ведь был на войне, знаешь ли. Так что мог бы иметь свое мнение.

Чарли никак не приходило в голову, что тут можно сказать. Он не помнил, чтобы кто-то из его детей хоть когда-нибудь упоминал о том, что он был на войне.

— А я скажу вам, что я думаю, — заявила Дорис, ставя на стол кувшин с апельсиновым соком. — Я думаю, нам лучше узнать, как себя защитить, и если у нас будет бактериологическое оружие, возможно, тогда русские не применят атомного.

— А почему бы нам не построить бомбоубежище? — спросил младший из мальчиков вполне серьезно. — Кларки, например, строят. А у Медоузов уже есть. У них там две койки стоят и банки с едой…

— Нам не нужно бомбоубежище, — возразил Чарли, протянув руку, чтобы остановить сына.