спинами. Несколько коров протестующе замычали, остальные нехотя покинули облюбованное место и тронулись в путь.

— Эй, друг, ты считаешь, это нормально, чужие вещи коровами топтать? — окликнул пастуха Макс.

— Какие такие чужие вещи? — мужик встал, подбоченившись, собаки многозначительно уселись рядом.

— Вы здесь палаток разве не видели? — миролюбиво спросила я.

— Нет, милая, я каждый день тут стадо гоняю туда-сюда, все это знают и на коровьей дороге ничего не оставляют, — хитро заулыбался бородатый ковбой. — Коровки, они ведь дороги не разбирают, что не затопчут, то лепешками отметят.

— Каждый день гоняет, а мы с ним только сегодня встретились, — пробормотал Костя.

Тем временем стадо отбывало, и пастух поспешил за ним, поминутно оглядываясь и чему-то усмехаясь. Собаки хором зевнули, косо глянули на нас, запоминая, и не спеша потрусили следом.

Палаток не было. Не было даже следа того, что на этом месте стоял лагерь. Ровная травка, местами общипанная коровами, да несколько лепешек на память.

— Давайте посмотрим на вход в курган, — предложил Макс, и мы с некоторым содроганием отправились к исходной точке наших злоключений. К нашему удивлению, склон был точно таким, как до начала раскопок — ровным и нетронутым. Мы ошарашенно озирались по сторонам.

— А машины-то тоже нет, — мрачно заметил Костя.

Мы поднялись на холм, чтобы оглядеться. Стоя на вершине злополучной горушки, я оглядывала знакомую с детства местность с чувством, что вернулась на двадцать лет назад. Передо мной лежало большое и очень даже жилое селение со множеством домов с хозяйственными постройками, огородами и разноцветными заборами. Лаяли собаки, мычали коровы, где-то ревел ребенок, противный женский голос надрывно звал какого-то Митю. На дальнем конце села выделялись большие приземистые постройки.

— Смотрите, ферма! — почему-то обрадовалась я.

— Ферма? — возмутился Костя. — Откуда она там взялась? Откуда вообще все это взялось?

— Мне все понятно, — авторитетно заявил Макс. — Подземные ходы увели нас далеко от того места, где мы вошли в курган. Вы вспомните, сколько мы там блуждали! Километров десять прошли, не меньше.

В его слова вклинился колокольный звон. Поискав глазами, я нашла среди деревьев маковку церквушки. После вступительного перезвона колокол пробил шесть раз.

— Шесть часов, — сообщила я. — Вечерняя служба началась, наверное.

— Шесть часов, — задумчиво повторил Костя. — Значит, с того момента, как мы углубились в курган, прошло около восьми часов. Действительно могли уйти далеко и выйти в районе какой-то другой деревни.

— Абсолютно идентичной Заречью? — недоверчиво спросила я. — С точно такими же горушками, рекой, лесом и дорогой? Да здесь даже колодец точно на том же месте! И ферма стоит там же, где была раньше!

— А ты на поля посмотри, — предложил Макс.

Я посмотрела. Вместо зарослей бурьяна и пальмовых рощ из борщевика вокруг простирались разработанные угодья, расчерченные линеечками зеленых всходов. Вдоль них деловито сновали фигурки людей и двигались аккуратные, как игрушечные, трактора.

— Нет, ну поглядите же, вон горка с тремя столбами! — настаивала я (правда, сама не понимала, на чем), — И наша копань, только расчищенная и с мостками. А вон, кстати, там мальчишки купаются, давайте у них спросим, как деревня называется.

И, не дожидаясь его согласия, я крикнула:

— Эй, ребята! Как эта деревня называется?

Увлеченные купанием, они услышали меня не сразу, пришлось подключиться и Косте с Максом. Поняв, что от них требуется, мальчишки не стали спешить с ответом, предварительно не рассмотрев чужаков, поэтому вылезли из воды, оделись и босиком подбежали к нам. Макс и Шарик вызвали их живейшее любопытство, и они беззастенчиво глазели, как будто мы были странствующим цирком на гастролях.

— Как ваша деревня называется, пацаны? — отвлек их от развлечения Костя.

— Митька, как наша деревня называется? — толкнул младший старшего.

— Заречье! — важно ответил тот. — Когда уже запомнишь.

Мы переглянулись.

— Я же говорила! — с победным видом повернулась я к парням. — Это Заречье! Только…

— Что «только»? — раздраженно спросил меня Костя. — Только оно подобно Фениксу полностью возродилось меньше чем за день?

Я лишь смогла беспомощно пожать плечами. Мальчишки, которые с живым интересом прислушивались к разговору, немедленно засыпали нас вопросами:

— Дядя, а вы негр, или просто грязный? А собачка почему такая маленькая? Она еще щенок, или плохо ела в детстве?

— Так ты Митя? — обратилась я к старшему. Он радостно кивнул.

— А тебя, между прочим, мать искала, — сказала я наугад.

— Мне же купаться нельзя, — спохватился пацан. — Бежим, Федька.

И они кинулись бежать, почему-то в сторону полей.

— Давайте мыслить логически, — Костя сел на траву. Мы с Максом последовали его примеру, сели и стали ждать логических Костиных мыслей. Он, однако, нас радовать своими умозаключениями не спешил, сидел, вперив взгляд в небо, как будто там бегущей строкой транслировались объяснения.

— Я думаю, мы попали в прошлое, — медленно произнес он, наконец.

— Ну да! — прыснула я.

— Предложи объяснение получше, — рассердился Костя. — Мы же выяснили, что это Заречье, так? И как же еще можно объяснить, что меньше чем за день из загнивающей деревеньки оно превратилось в процветающее село?

— Мы впали в летаргию и проснулись через сто лет, — сказала я. Просто чтобы хоть что-то сказать.

Костя презрительно фыркнул. Макс пока воздерживался от гипотез.

— Ну не могу я вот так просто в перемещения во времени поверить, — помотала я головой. — Уверена, этому есть разумное объяснение. И я намерена его получить.

Мы с Шариком встали и решительно направились в сторону деревни.

— Ты куда? — крикнул мне вслед Макс.

— Пойду, постучусь в ближайший дом и расспрошу что и как.

— Постучишься и спросишь, какой сегодня год? — насмешливо спросил Костя.

— А ты предлагаешь посидеть здесь до ночи, а потом ломиться в дома селян в сумерках? — повернулась я к нему.

— Пойдем, Костян! Катя права — надо идти в деревню. Сидя на холме, мы ничего не узнаем, — позвал приятеля Макс. — Да и жрать страшно хочется!

Наверное, последний аргумент оказался для Кости решающим, он немедленно догнал нас и зашагал рядом, сохраняя, тем не менее, на лице выражение крайней