Олли, которая в это время тоже стала наведываться в лагерь, являла собой прямую противоположность Фло. Если Фло чувствовала себя совершенно спокойно в компании взрослых самцов, выискивала у них в шерсти и даже позволяла себе выпрашивать бананы и кусочки картона, то Олли заметно нервничала. Когда же один из самцов, особенно высший по рангу, неожиданно приближался к ней, старая самка начинала хрипло, отрывисто кричать, пока не впадала в настоящую истерику. Мне кажется, что нервозность Олли имела свои причины: у нее на шее была большая опухоль, напоминающая зоб, — заболевание, широко распространенное среди африканских женщин этой области[20].

Олли всегда избегала больших групп шимпанзе и перемещалась, как правило, только в сопровождении двухлетней дочери Гилки. Иногда с ними был и восьмилетний сын Олли — Эверед. Именно он впервые привел мать в лагерь, так как был здесь раньше с Дэвидом и Голиафом. Когда Олли и Фло бродили по лесу, их четверо детенышей весело резвились среди деревьев. Отношения между двумя самками были весьма дружественными, но при малейшем конфликте — если речь шла, например, о том, кому достанется единственный лежащий на земле банан, — Фло всегда вела себя в соответствии со своим общественным статусом: стоило ей распушить редкую, будто изъеденную молью шерсть, как Олли тотчас ретировалась, негромко похрюкивая и обнажая зубы в знак покорности.

Как-то раз, когда Фиган и Эверед повздорили во время игры — что нередко случалось между подростками, — Фло тотчас бросилась на выручку сыну. Вздыбив шерсть, она снова и снова яростно нападала на несчастного Эвереда. Наконец тому удалось вырваться из цепких рук Фло. С криками и воплями он подбежал к матери, но Олли, хотя и выглядела чрезвычайно взволнованной и даже пыталась угрожающе лаять, не осмелилась напасть на свою более могущественную подругу, а только подошла к ней и коснулась рукой ее спины как бы в знак примирения.

К своим собственным детям Фло относилась с большей терпимостью. Как только Фифи начинала хныкать и выпрашивать пищу, мать немедленно оделяла ее бананом. Фло отказывала дочери лишь в том случае, если у нее оставался один банан. Но и тогда Фифи все же стремилась завладеть им. Начиналась отчаянная борьба: мать и дочь, вцепившись друг в друга, катались по земле и отчаянно визжали. Правда, такие случаи были достаточно редкими. Гилка никогда не посмела бы спорить с матерью. Она вообще почти не докучала ей просьбами, так как неизменно встречала отказ; в лучшем случае Гилке доставалась кожура от бананов. Но иногда, осмелев, она подходила прямо к нам, и мы совали ей в руки несколько плодов. Заметив это, Олли сразу же бросалась к дочери и выхватывала у нее бананы.

Несмотря на то что Фло довольно свободно чувствовала себя в компании взрослых самцов, она тем не менее никогда не спорила с ними из-за бананов, а терпеливо ждала, пока они наедятся, и лишь после этого осмеливалась взять то, что осталось. Но вот однажды — дело было в июле 1963 года — мы с Хьюго с удивлением увидели, как она бросилась к бананам, торопясь присоединиться к только что начавшим трапезу Дэвиду и Голиафу. Скоро мы поняли, в чем дело: половая кожа Фло набухла и покраснела. После трехлетнего перерыва, связанного с рождением Фифи, она вновь стала привлекательной для самцов и могла позволить себе некоторое нарушение субординации.

У взрослых самок шимпанзе период течки, или эструс, сопровождается набуханием и покраснением кожи вокруг внешних половых органов. Набухание половой кожи может достигать значительных размеров и сохраняется таким в течение семи-десяти дней, после чего набухшая кожа съеживается и сморщивается. Обычно это происходит в середине менструального цикла, который длится около 35 дней. Самки подпускают самцов для спаривания только в дни максимального набухания половой кожи.

Старая Фло пользовалась необычайной популярностью у самцов. Один из ее поклонников, Рудольф, ни на шаг не отходил от своей дамы. В те дни Рудольф занимал высокое положение в «табели о рангах» и отличался огромными размерами тела и необычайной силой. Он повсюду сопровождал Фло, строил на ночь гнездо рядом с ее гнездом. Именно к нему подбегала Фло, испугавшись чего-нибудь, и он успокаивал ее своим прикосновением.

Как-то раз Фло привела в лагерь целую вереницу поклонников. Кроме Дэвида и Голиафа, которые тотчас вышли на лужайку и принялись есть бананы, там были Майк, Джей-Би, Мистер Макгрегор, Хаксли, Лики, Хью, Рудольф, Хамфри — словом, почти все взрослые самцы, которых я знала. Они не решались приблизиться к палаткам и стояли в кустах. Позади них топтались несколько самок и детенышей. Потом наши новые гости все же осмелели и, соблазнившись бананами, вышли из зарослей.

Освоились они в лагере быстро и с этих пор стали его постоянными посетителями. Пришло время подумать об организации станции подкормки, которая бы служила приманкой для обезьян и позволила нам с близкого расстояния вести регулярные наблюдения за отдельными животными.

Прежде всего, нас никак не устраивало простое выкладывание бананов на земле перед палатками. Во-первых, как мы убедились, взрослый самец может съесть в один присест до 50 с лишним плодов, а во-вторых, нам все больше и больше докучали стада павианов. Нужно было придумать какой-то хитроумный способ распределения бананов. Решение этой проблемы заняло у нас несколько лет. Начали мы с того, что с помощью Хассана сделали бетонные ящики со стальными, открывающимися наружу крышками и врыли их в землю. Крышки запирались проволокой, прикрепленной к расположенным на некотором расстоянии рукояткам. Чтобы открыть крышку, нужно было вытащить штырь, закреплявший рукоятку, и повернуть ее — натяжение проволоки ослабевало и стальные створки откидывались.

Ящики были установлены как раз в то время, когда в Гомбе-Стрим приехал молодой польский миколог Крис Пирожинский с целью изучения грибковых заболеваний в районе заповедника. Это произошло в начале декабря. Мы с Хьюго собирались уезжать, и Крис согласился присмотреть за лагерем и вести наблюдения за шимпанзе во время нашего четырехмесячного отсутствия. С ним оставались прекрасные помощники — Хассан и Доминик, которые с восторгом отнеслись к возможности делать самостоятельные записи в дневнике о поведении обезьян.

Мы с Хьюго уже поняли, что любим друг друга. Но нам хотелось убедиться, не было ли это чувство неизбежным следствием того, что мы, двое европейцев, оказались в джунглях, вдали от привычного мира. А может, в иных, более цивилизованных условиях наши отношения изменятся? Мы были уверены в обратном, но решили все же проверить наши чувства, так как оба очень серьезно относились к браку. Я возвращалась в Кембридж, чтобы продолжить учебу, Хьюго должен был присоединиться ко мне несколько позже, и мы вдвоем намеревались поехать в Вашингтон, где должны были показать фильм о шимпанзе перед членами Национального географического общества. Мы расставались на некоторое время, чтобы потом встретиться, но уже среди людей, а не обезьян. Как оказалось, все это было излишне, у нас обоих созрело окончательное решение еще в момент расставания, хотя мы ничего и не сказали друг другу.