Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Козырь, мы же не знали тех легавых, — доносился из-за перегородки громкий, наполненный скрытым страхом голос. — Я вообще не был в курсе за их расклады! И в Соликамске я никогда не был! Сам подумай, как мы могли кого-то сливать…
— На, читай, тварь! Я Леве верю. С такими грехами, как у тебя, по земле долго не ходят… — за стенкой вдруг раздался глухой удар, затем еще, кто-то вскрикнул и сразу, как по команде, в купе блатных началась тяжелая возня. Через несколько секунд по вагону разнесся дикий, переходящий в вой, крик. Вагон замер. Мрачный уголовник сидел не шевелясь, словно происходящее его нисколько не касалось, сильные жилистые руки с узловатыми пальцами расслабленно лежали на коленях.
Страшно, когда кричат люди. Еще страшнее, когда кричит не женщина, а здоровый сильный мужчина, пусть даже он и живет только для того, чтобы охотиться и воевать с себе подобными. Алексей отстраненно подумал, что человек просто не может так пронзительно кричать. Через мгновение крик захлебнулся в чьих-то ладонях, человеку зажали рот, кто-то хрипел, глухо звучали удары. Видно, нападавшие мешали друг другу и никак не могли свалить жертву на пол. Затем в перегородку хрястнуло так, что все вздрогнули, и в проход, согнувшись, выскочил окровавленный человек с безумными глазами.
Дальше события напоминали ускоренную запись на кинопленке. Кряжистый уголовник с глухим ворчанием метнулся из засады в проход и с размаху ударил убегавшего коленом, стараясь попасть в голову. В тот же миг из купе блатных выскочил красный, запыхавшийся парень с золотой фиксой. В его руке тускло блеснул нож. Где-то истошно завизжала женщина. По-волчьи оскалив рот, резко и сильно, почти без замаха, парень ударил человека ножом в лицо, всадив его почти по рукоятку в нижнюю челюсть. Человека отбросило на переборку, он издал какой-то булькающий утробный звук и завалился на пол, с хрипом захлебываясь собственной кровью. Из купе блатных один за другим выскочили еще три человека, все тяжело дышали, словно перетаскивали мебель. Человек на полу дергался, хрипел, кашлял кровью и закрывал руками голову.
— Здоровый боров… чуть не ушел, — задыхаясь, сказал Козырь, плотный мужчина с хищным лицом. На его лбу алела свежая царапина. — Что же ты, дружище, от своих братьев бегать надумал? Мы же с тобой еще не договорили… Давайте его в купе…
Мычащего, захлебывающегося кровью человека схватили за ноги и затащили обратно в отсек, сразу завесив вход сорванной простыней. В вагоне стояла полная тишина.
Первым пришел в себя какой-то мужчина из верующих. Он выскочил на проход и бросился к тамбурной двери.
— Люди, стучите! Убивают, убивают! — заголосило сразу несколько голосов. В железные двери загрохотали удары. Из купе блатных доносились мычание и хрип, там шла тяжелая возня. В отсеке Измайловых все вскочили на ноги, только женщина в желтом берете, белая-белая, с расширенными глазами и какой-то неестественной безумной улыбкой на губах продолжала сидеть, прижавшись к перегородке, которая подрагивала и поскрипывала от возни за ней нескольких мужчин. Веру трясло.
Волки вышли из вольеров: те, кто рвал на куски своего бывшего товарища, только внешне напоминали людей. Они ходили, разговаривали, курили, смеялись, совсем как остальные, но в их венах текла не человеческая кровь. Морали, нравственности и милосердия в их сердцах не существовало. Эти люди жили, подчиняясь лишь законам силы и страха. Зверь, властвующий в их сердцах, выедал человеческую совесть без остатка. Глядя на соседа, они видели только горло или поджатый хвост.
Высылка уже не казалась Вере главной бедой, больше всего на свете сейчас она хотела оказаться на перроне в Тобольске. А пока — закрыть ладонями глаза и уши сына.
* * *
Наряд успел. Неожиданно для всех Алексей вызвался осмотреть раненого. Спустя несколько минут он подошел к злому взъерошенному старшине, вытирая сорванной простыней испачканные кровью руки.
— Повреждены внутренности. Похоже, имеем кровоизлияние в брюшную полость. Еще сломаны ребра и ключица, правая рука сломана сразу в двух местах. Убедительно с ним поговорили… Плюс проникающее ножевое ранение, раздроблена нижняя челюсть, язык и десна разрезаны почти надвое. Дальше нож ушел в гортань… Скорее всего, повреждены лицевые нервы. В общем, ничего хорошего.
— На кой мне его нервы, — злился невыспавшийся старшина, с раздражением рассматривая из-под густых бровей лежащего на полу человека. Одна рука лежащего была неестественно вывернута, на заплывшем месиве лица, там, где раньше находился нос, надувались и лопались темно-красные пузыри. Весь пол в отсеке был залит липкой кровью. — Ты мне главное скажи, до Тобольска он доживет? Или мне акт составлять?
— Если его на ближайшей станции не отправят на операционный стол, он умрет, — стараясь говорить спокойно, ответил Алексей. — В рану, не известно на какую глубину, попали осколки зубов и костей. Обязательно будет нагноение, поднимется температура, а вот справится ли сердце, зависит от внутренних повреждений. Кроме того, кислород в легкие почти не поступает. Ему нечем дышать, гортань забита сгустками крови, а нос тоже сломан.
— Короче, не знаешь… Тьфу ты, опять полночи рапорт писать. Коваленко, Мамедов, — старшина всем корпусом повернулся к толпящимся в проходе солдатам. — Этого и этого… — короткий палец с широким, потресканным ногтем ткнул в сторону Козыря и еще одного, молодого смуглого парня в разорванной цыганской рубахе, — ко мне в купе на дознание. Они точно при делах — вон рожа-то как расцарапана. Этого… — старшина брезгливо ткнул носком сапога вывернутую опухшую руку лежащего без сознания человека. — Этого в первый вагон. Подождем с актом.
— Товарищ старшина, к вам тут какой-то мужик просится, — крикнул из прохода молодой голос.
— Давай его сюда…
Рослые, распаренные от быстрого бега солдаты расступились, и Алексей с удивлением увидел бледного, решительного инженера. Пока шел осмотр раненого, он успел надеть темный, слегка измятый твидовый костюм и даже повязал галстук. Блатные переглянулись.
— Что тебе? — сухо спросил начкар. — Знаешь, кто здесь набезобразничал?
— Я пришел не за этим, — инженер заметно волновался. — Мы с женой требуем, чтобы нас высадили на ближайшей станции. Мы отказываемся ехать с этими… — он быстро посмотрел на Козыря, осекся, попытался подобрать нейтральное слово, но так и не подобрал. В его серых, слегка навыкате глазах прыгал страх. — Мы требуем, чтобы нам немедленно позволили добираться самостоятельно. В конце концов, мы свободные люди и вправе сами решать, как и с