Круел шагнул в тёрн и замахнулся на ривер, но зло придавило его руку к столу.

– Мы же джентльмены! – зашипел Душекрад вновь. – Хватит раскладов. Судьба одноглаза, но метка. Дама – первая. Ваша жестокость, вы правы и будете есть вторым.

– Я не прикоснусь к ней.

– Уговор! – воскликнул Душекрад и вскинул руки вверх, закружился по комнате, разбрасывая карты. Они порхали, как конфетти в рождественскую ночь, и не хотели планировать на пол. Он подскочил почти вплотную к Леди Пустое Семя и нежно поцеловал в щеку.

– Нынче же ночью, – пообещал Душекрад, – быть вам со мной на небесах!

Леди Пустое Семя аккуратно вытерла щеку, хотя на ней не осталось ни следа. Взялась за плечи двойного призрака, вонзила большие пальцы под ключицы и впилась зубами в тщедушную шею. Тело Душекрада распахнулось, туман хлынул наружу, как вывалившиеся внутренности. Голова призрака качнулась и не удержалась на перегрызенной шее.

– Проща… – выдохнул подлинный Душекрад, и туман поглотил его душу. Тараканы карабкались друг по другу, громоздились в центре стола в жуткую, шуршащую хитином и жвалами вавилонскую башню.

– Ваша очередь, – проговорила Леди Пустое Семя и наклонила голову, подставляясь Райту.

– Я не…

– Будешь, – Фан-Дер-Глотт положил руку на плечо почтальону. – Ты сдержишь слово, иначе оно наплюет на свое!

Туман комкался и истерически подергивал хвостами. Он жаждал нарушения договора!

Круел Райт гордился, что ни разу не ударил женщину. Хотя имел полное право. Леди Пустое Семя уставилась на стену. Никто не мог посмотреть глазами женщины. Перед ее внутренним взором спешили, бежали, сменялись видения, и лишь одно оставалось неизменным – маленькая больная девочка, с рождения обреченная на безумие. Фиона! – беззвучно кричала Аманда Фёрст. – Подожди меня! Но девочка оборачивалась и убегала.

Райт стиснул зубы и ударил. Потом еще и еще. Тело Леди растворилось в бурлящем тумане. Призраки задыхались от облегчения и отчаяния.

Туман собрался в плотный сытый комок и отступал к подвалу.

Гарольду Холдстоку казалось, что зло издевается над ними. В правое ухо назойливо лез какой-то шум. Колокольный звон? Несколько раз моргнул свет.

Первым обернулся Виски-Джек.

За окном творилось что-то неладное.

Свет нарезали полосами и прокручивали на кинопроекторе с огромной скоростью.

– Рука! – завизжала Мириам Дутль. – Рука! Кто-нибудь, сбросьте ее!

Никем не замеченная, оторванная кисть взобралась на настенные часы и крутилась, как безумная. Стрелки летели сплошным серебряным диском. Маятник нарезал время с быстротой печатной гильотины.

Впервые с момента их первой встречи Фан-Дер-Глотт показал какие-то эмоции. Он зарычал и швырнул стол об стену. Часы разлетелись вдребезги.

Кисть хлопнулась в пыль, задрожала, перевернулась, обмакнула указательный палец в лужицу собственной крови и нацарапала одно слово:

ГОД.

Даже в дурном сне Винни не мог представить, что обрадуется туману!

Силы оставили Винни, бросили в коридоре в компании обгорелых стен и мертвых портретов. Дверь болталась на одной петле и жалобно скулила. Холл пропах керосином и дракой.

Винни не заметил появления тумана, но почувствовал, как его ноги захлестнуло упругой, целеустремленной силой. Винни улыбнулся. Почувствовал на губах печеный привкус сажи и начал облизываться. Руки не поднимались. Дыхание стучало неглубоко и часто.

Наконец-то! Не надо больше бояться. Не придется ничего решать. Винни опрокинулся на спину и заскользил по полу. Туман его не берег, тащил быстро и безжалостно. Приложил виском о косяк, когда проталкивал сквозь подвальную дверь. От удара в голове Винни зародилось сияние и начало прорастать вглубь, стирая мечты и горечь. Винни чувствовал, как рубцуются его раны. Спуск по лестнице представал лучшим и единственно возможным отдыхом. Винни казалось, они двигаются с чудовищной медлительностью, что на каждой ступени он замирает на месяц, успевает выспаться, набедокурить, познакомиться с новой девчонкой, устать от нее и напиться в хлам при расставании.

Подвал встал вверх дном.

Разодранные матрасы отстрелили в воздух астероиды ваты, которые медленно кружили по сбитым орбитам и не собирались приземляться. Пыль стояла витыми колоннами и продолжала медленно закручиваться.

«Наверху стало слишком ясно, – дрожащим – от возбуждения? ненависти? боли? – голосом посетовал паук. – Не мешало бы подпустить туману».

Шутка показалась настолько удачной, что тварь начала хихикать, смех щекотал в голове Винни, кипел, срывался на визг, и мысли парня размякали, как макароны при варке, слипались в теплый безрассудный ком, растягивали губы в бессмысленной, но искренней улыбке.

«Мне тесно, – призналось зло. – Стены распухли от них. И моего верного Душекрада больше нет с нами. Пожалуй, стоит выписать парочке-другой вольную. Глоток неба. Теплая ладонь солнца на щеке».

Винни не понимал, куда клонит туман, но заранее соглашался. Так щенок слушается вожака стаи. Винни уселся на пол, притянул к себе моток проволоки, вытащил шнурки из ботинок, отполз ненадолго, притащил из угла дырявую клеенку, подскочил, приволок несколько распотрошенных матрасов, с усилием потер лоб, прогоняя посторонние мысли. Они застучали, как кости в стаканчике, но Винни не обратил ни малейшего внимания, что на них выпало. Туман нашептывал в оба уха. Сияние текло у парня изо рта и струилось по груди.

Винни подышал на ладони, погрел их под мышками, чтобы пальцы обрели надлежащую мягкость, бережно помассировал каждый и набросился на работу, как оголодавший.

Винни мял, рвал, доставал, гнул, тянул, собирал, кроил, шил, набивал. Зло наблюдало за ним с ревностью. Сегодня ученик бил мастера на его поле его же оружием.

«Без меня ты ничто, – плевал монстр в душу Винни. – Сколько ни старайся, без меня Это руки поднять не сумеет!» Винни сиял, соглашаясь, кивал, прикасаясь к подлинному искусству. Творению жизни.

Кукла получилась уродливой.

Кожа из клеенки; руки, закольцованные проволокой, неравномерно набитые войлоком и матрасным хлопком; ноги из лоскутов дерматина; сдутое тело, но самое жуткое – лицо. Винни пытался придать ему выражение детской непосредственности. Рисовать он не умел. Уголь крошился в пальцах, и все, что у парня получилось – разодрать единственный приличный кусок шторы, отложенный на лицо, воткнуть в глазницы две квадратные рюмки и вымазать своей кровью рот. У девочек всегда алые губы.

«Здесь, – Винни глядел на кусок стены, который указал ему туман. – Несколько хороших ударов».

Забыв про усталость, пожар, недавнюю драку, Винни подошел к стене и впечатал в нее кулак. Древняя штукатурка позорно капитулировала. Рука онемела. Винни думал о ней, как о деревянной перчатке, которую на него напялили в детстве да так и забыли снять. Винни просунул руки в образовавшуюся дыру и вырвал два больших куска загипсованных обоев. На него в упор глянули детские глаза.