— У нас трое убито. В отряде Труйта — пятеро. И пятнадцать человек ранено. Двоим досталось прямо под сердце, они вряд ли выживут.

— Ясно… Теперь давайте разбирать эти завалы, иначе кто-нибудь опять позарится на нас.

— Маэль, — тихо позвала Гвиневера.

Он повернул к ней изодранное ветвями лицо.

— Слушаю, моя госпожа.

— Маэль, мне страшно, — с трудом проговорила она и беспомощно подняла руки.

Увидев этот жест мольбы о помощи, юноша почувствовал, как в сердце у него вскипела горячая волна ненависти ко всем, кто мог осмелиться ещё хоть раз напугать Гвиневеру. На глазах у него навернулись слёзы, и он нервно затряс головой, пытаясь стряхнуть их.

Спрыгнув с коня, он подхватил девушку на руки, и она уронила голову ему на плечо. Это прикосновение вызвало в Маэле новую волну бурных чувств. Он готов был рыдать и смеяться одновременно, мчаться на край света, прижимая к себе Гвиневеру, целовать её лицо…

«Целовать! Хочу целовать её! От этого желания у меня мутится перед глазами…»

Он донёс Гвиневеру до повозки, переступая через разбросанные под ногами разноцветные подушки, и осторожно уложил её внутрь, где сидел, сжавшись в комок, монах Герайнт. Гвиневера отпустила шею Маэля, но продолжала держать его руку.

«Какая нежная, тонкая, белая рука!» — Его взгляд приковался к полупрозрачной коже девушки.

— Маэль… — прошептала она. — Спасибо…

— У тебя есть вино? — Юноша повернулся к монаху.

— Здесь несколько видов, — испуганно закивал Герайнт и постучал по ящику в дальнем конце повозки.

— Налей госпоже самого крепкого. — Маэль осторожно высвободил руку, начиная опасаться прикосновения Гвиневеры. От её тела исходило тепло, устоять перед колдовской силой которого было почти невозможно. Юноша понимал, что помедли он ещё немного и — просто потеряет голову. — Госпожа, выпейте вина. Сейчас это вам нужнее всего.

Она едва заметно кивнула, чуть приподняла веки, но тут же снова закрыла глаза. И было непонятно, хотела ли она украдкой посмотреть на Маэля или же у неё и впрямь совсем не осталось сил.

«Но до чего же хороша!» — опять подумал юноша.

Отойдя от повозки, он огляделся.

— Оуэн, отрежь всем головы, — сказал он, указав на труп ближайшего разбойника. — Отвезём их Артуру. Выставим напоказ. Может, люди узнают кого-нибудь из этих мерзавцев… Всех наших погибших уложи во вторую повозку. И тяжелораненых тоже.

— Они всё перемажут кровью.

— Госпожа простит нас за это. — Маэль бросил быстрый взгляд на Гвиневеру и вспрыгнул в седло.

Дом Круглого Стола — большое бревенчатое строение с несколькими просторными комнатами и широким залом, где принимались почётные гости и от случая к случаю устраивались пиры, — стоял посреди деревянной крепости, вокруг которой за десять лет существования знаменитого воинского братства успело вырасти огромное селение, почти город. Тесно лепились друг к другу приземистые домишки, покрытые соломой или черепицей, но виднелись и основательные бревенчатые постройки в два этажа, их разделяли просторные загоны для овец и коров. Вившиеся между домами улицы были достаточно широки, чтобы могли разъехаться две крестьянские телеги. На большой рыночной площади хватало места для торговых лавок, крытых грубой материей, и для кибиток заезжих акробатов. Всюду из труб умиротворённо поднимался дым, пахло углем, сеном, скотом и хлебом. Вокруг города тянулся глубокий ров с высоким земляным валом, на отдельных участках которого возвышалась каменная стена.

На лето молодёжь обычно уходила из деревень со стадами в холмы, леса, долины, но к ноябрю все возвращались домой и проводили долгие зимние вечера за домашними ремёслами. Зима — время рассказов, время парада мертвецов, предводительствуемых темноликим вождём, символом его власти были меч и серп. До ноября, первого месяца зимы, начала тёмного времени года, оставался ещё месяц, однако разнёсшийся повсюду слух о женитьбе Артура заставил народ вернуться в город раньше обычного. Все ожидали большого праздника.

В городе было шумно и многолюдно. Тут и там виднелись сделанные из соломы причудливые существа, увенчанные оленьими рогами и цветочными венками, торчали из земли высокие деревянные идолы с лошадиными головами. Во времена римского правления тут размещался зимний лагерь легионеров, ровными рядами тянулись деревянные бараки, на вершине холма красовался храм Юпитера, облицованный мрамором, у подножия холма находился общественный туалет, мозаичный пол которого был гордостью командующего и мог сравняться в изысканности с отхожими местами в лучших термах Рима. После ухода римских войск здесь всё быстро пришло в запустение, храм Юпитера был разрушен до основания, но каким-то чудом сохранилась часть мозаичного нужника. Артур, начиная строить крепость, велел восстановить прежде всего римскую систему водоснабжения, затем распорядился возвести стены и крышу над туалетом. Когда его наставник Мерддин попытался пошутить на эту тему, вспыльчивый Артур разгневался не на шутку.

— Ты всегда учил меня чистоте духа и тела. У валлийцев баня в почёте, и никто не смеётся над вымытым человеком. Почему же ты насмехаешься над моим желанием привить людям также любовь к красивым туалетам?

— Потому что можно быть чистым, не обзаводясь роскошью.

— С уходом римлян наш народ быстро превратился в животных. Я то и дело слышал в детстве о гордости бриттов и о нашем праве жить самостоятельно, однако видел лишь убогие лачуги и грязь на каждом шагу. Только там, где осталось что-то от римлян, и можно увидеть достойные жилища. Когда-то тут были проложены дороги, но теперь вокруг нас всего-то охотничьи тропы, залитые лужами. А я не желаю жить в грязи! Пусть у нас всё будет чисто и красиво. И прежде всего пусть станут чистыми нужники. Я никого не принуждаю выкладывать новую мозаику, но мы обязаны сохранить то, что имеем сегодня. Это не чужое, это наше! Здесь всё — наше! Мы жили с римлянами бок о бок три сотни лет, это должно было давно стать частью нашей культуры, но люди лишь злобно оскаливаются, вспоминая о римском порядке, царившем здесь совсем недавно. Мы бываем с тобой во многих наших деревнях, Мерддин, и всюду глазам открывается грязь, постыдное убожество, всюду воздух наполнен нестерпимой вонью. Люди кладут кучи чуть ли не под дверью собственного дома, отойдя лишь на несколько шагов в сторону. Отказываясь от того лучшего, что наш народ получил от совместной жизни с Римом, мы фактически отказываемся от себя, разрушаем себя… Нет, мой город никогда не будет похож на навозную кучу…

С тех пор минуло свыше десяти лет; при помощи Мерддина Артур создал братство Круглого Стола и объединил вокруг себя большое количество вождей. Молва о благородстве и силе Человека-Медведя влекла к нему многих: одни хотели служить у него, другие просто любопытствовали, но, побывав при Круглом Столе, оставались там навсегда, возводя для себя дома и учась ратному делу. Город рос…