Прикидываю расклад, — Альбинос, базара нет, — сила немалая. Влияние и опыт, связи опять же. Но я, блядь, с крысами довариваться не собираюсь, — если даже сегодня пойдет на попятные, завтра же всунет нож в спину, отхватив мой кусок. Да и Тигр мне нравится, — явно не по расчету, от души и по внутренним убеждениям на стрельбу пошел. Пусть даже и личное, — тем более. Вопрос однозначен.

— Я дам людей. В обмен на помощь с моими каналами перевозок. Если дело обстоит так, как ты говоришь, и это — не соплячье, а Альбинос, — вопрос серьезный. Нужно объединяться.

Маниз лениво кивает и что-то мне подсказывает, что не так-то все здесь просто. Ему зачем-то таки очень была нужна моя поддержка и люди. Намечается передел власти? Похоже…

Ну и я без своей выгоды не останусь, — Манизу придется теперь пойти на неслабые уступки.

А, значит, — все же задержусь я на родине. А что? Звезды, что называется, так сложились, — уже представляю все, что мне выскажет Дан. Не успел приехать, а уже в войну вляпался. Только мне таки в кайф, а филейную часть я завседа погреть в кабинете успею! Вспомню напоследок молодость!

— Маниз, — на площадку вошли бритоголовые охранники, волоча за волосы совсем юную девчонку. Она лепетала какие-то мольбы и извивалась, но, получив удар по лицу, замолчала.

Охранники швырнули девку под ноги Маниза.

— Это не я, — умоляюще подняла на него залитые слезами глаза. — Не я, умоляю вас!

— В ее сумочке нашли продукты с кухни, Маниз, — холодно сообщил охранник.

И — не то, чтобы девчонка меня хоть чем-нибудь бы проняла. Ну, — личико кукольное, вот будто кукла фарфоровая. Ну, — глазищи огромные, красивые, фиалкового цвета, — редкие, на белой коже, будто светятся. И не в том вопрос, что пожалел, — хотя и знаю, как Маниз с ворами поступает, — тут без вариантов, руку или пальцы рубит, не глядя. Нет.

Просто захотелось дернуть зверя за усы. Чтобы свое из рук выпустил. Посмотреть, как кривиться будет. Чтоб не все по-своему решал, даже на собственной территории и в собственном клубе.

— Маниз, — негромко окликая, подымаюсь. Даю понять, что могу сейчас уйти, если Маниз свою собственную традицию нарушит. Продавливаю, — пусть и легонько. — Красивая девушка. Мне нравится. Очень.

Обязан он по своим законам все, что гость похвалит — подарить. Традиция у них такая.

— Я рад, дорогой, что тебя порадовала эта моя мелочь, — Маниз расплывается в улыбке, — но я вижу, как внутренне его слегка дергает. — Твой подарок упакуют и доставят тебе в ближайшее время.

И я улыбнулся раздражению, мелькнувшему в его глазах прежде, чем они снова наполовину прикрылись веками и стали лениво-сонными.

А о девчонке — и вовсе забыл. Да и запоминать там особо нечего.

Забываю ровно до тех пор, пока не возвращаюсь домой, — почти уже под утро. Повалился бы спать, — разговор у нас с хозяином острова длился еще долго, о многом… Но…

Замираю, как вкопанный, когда ее вижу. Нежная, хрупкая, и в то же время с довольно округлившимися формами, в полупрозрачной этой наброшенной тряпке, — она будто ангел, или видение…

Губы — пухлые, сочные, темные, как спелая вишня. Волосы окутывают до бедер, — густые, волнами колышашиеся от легкого ветерка из окна. Стоит, склонив голову, не двигаясь, не издавая звука.

Внутри прям обожгло, — реально, просто видение, вот как будто нимфа океанская влетела в мое окно ночью. Удивительная, — порочная и невинная одновременно.

Захотелось прижать к себе со спины, провести ладонью по плечу, почувствовать кожу… Блядь, — губами даже почувствовать, — но к шлюхам я не прикасаюсь, и уж тем более их не целую, — да на хрен нужно кому-то к ним вообще прикасаться? Это их дело — отрабатывать.

Даже разозлился.

Хотя…

Правду говорят, у Маниза весь товар лучшего качества, что ни возьми, — еду или виски. Или шлюху. Вот и эта — совсем на шлюху не похожа.

Представил себе — что не на час, не на ночь, — совсем моя. Будто наложница, — вся мне принадлежит теперь, без остатка. В любой момент щелкну пальцами, — и ублажать меня будет, днем, ночью, или пока я ужинаю минет под столом делать. Все, как хочу и когда хочу. Вот так, — безмолвно, — не люблю, когда бабы рот в принципе открывают, не затем он им природой дан, а для услаждения нашего. Вот так, — покорно, опустив глаза…

Внутри все перевернулось, — такого возбуждения, такого желания дикого я даже в свой первый раз не чувствовал! Да и что там — в первый раз, тогда только бы всунуть кому-нибудь интересовало, — сейчас же все по-другому. Сейчас все изощреннее, — и эта безмолвная нежная малышка выучит все мои предпочтения, только ради них и существовать вообще будет, жить ради того, чтобы удовольствие хозяину своему доставлять!

Член дернулся до боли, — блядь, это просто крышесносно! И как я раньше до такого не додумался? Завести себе такую вот наложницу? Хмммм… Да хотя бы ради этих ощущений стоило сюда приехать!

Борясь с искушением просто сжать за плечи и втянуть в себя ее запах, — сквозь какие-то масла и ароматы, которыми ее напичкали, пробивался именно он, — что-то такое терпко трепетное, еле уловимое, такое, что будто ловишь, — и поймать не можешь, и хочется больше и больше, так, чтобы зачерпывать, вдыхать, напиться этим запахом, — прижать к себе и почувствовать, как это, когда она — вся твоя, до последней клеточки, каждым своим вздохом, — просто обошел и разлегся на постели, сбросив одежду. Полностью моя, вся мне принадлежит, — и это возбуждало просто бешено, до искр из глаз. Вся ее жизнь теперь — приятно мне делать. Блядь! Аж кровь, кажется, закипает и бурлить от этого начинает!

— Давай, — застыла, губы дрожат, пальцы, что вместе у груди сложила, подрагивают.

Похоже, малышка не разделяет моего энтузиазма, — но ничего, привыкнет. Ей теперь деваться некуда.

— Массаж мне сделай, а потом яйца вылижи, — блядь, я уже где-то за гранью, а она и не шевелится. А меня трясти уже всего начинает. — Ты что, умерла там?

— Я… — судорожно вздохнула, снова дернув руками, — в полутьме ее ресницы длинными тенями прочерчивали лицо, длинными, дрожащими тенями, — и меня снова дернуло. До одури.

— Давай уже, — не выдержал, схватил, потащил на себя, — блядь, впервые хочу кого-нибудь до дрожи, так, что уже и на ласки все мне по хер. Неудержимо просто хочется уже оказаться в ней, — а она мне тут разговоры разговаривать решила!

Не привык я терять контроль, — но тут будто сорвало башню. Вцепился в затылок, — и толкнулся, — сразу, до самого горла, внутрь, зашипев от кайфа, — как будто жажда у меня и стакан воды к губам поднесли, — и пить хочется залпом, а не растягивать на хрен удовольствие. Так и с ней, — это ощущение собственности круче всех на хрен виагр и афродизиаков вместе взятых, — или какая там еще возбуждающая херня есть?

Задохнулся, когда раздался характерный горловой звук, блядь, прямо искры из глаз посыпались.