Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Э-э-э… Извиняюсь, Грант. Правда, я чувствую себя ужасно глупо. Я решил, что тебе угрожает опасность.
Грант бросил взгляд на Фелисити, потом снова посмотрел на брата и скромно улыбнулся.
— Ничего такого, с чем бы я не справился.
Киллиан кивнул и ушел, явно сконфуженный тем, что помешал брату в такую важную минуту.
Щеки Фелисити полыхали.
— Я… Я должна проверить, не нужно ли помочь миссис Уимпол с завтраком.
Она бросилась к двери мимо Гранта, не решаясь посмотреть ему в глаза после того, что между ними только что произошло.
— Умоляю, Фелисити, не уходите. — Грант поймал ее за руку. — Нам нужно поговорить о расторжении нашего брака.
Глядя в пол, она выдернула руку.
— Я не хочу об этом говорить. Пожалуйста, Грант. Я не могу. Я так… запуталась.
— Тогда позвольте мне все объяснить. — Он поднял с пола колокольчик и поставил его на стол. — Мне вдруг все стало понятно.
Он повернул девушку к себе и приложил ладонь к ее щеке.
— Фелисити, вы хорошая, достойная женщина. Мой отец будет горд принять такую в семью.
— Возможно. — Она склонила голову. Он убрал руку от ее лица. — Но вы, насколько я знаю, хотите аннулировать наш брак… Ради благосостояния вашей семьи.
— Но вы не знаете того, что я больше не хочу его аннулировать. Фелисити, вы нужны мне! — Глаза его наполнились слезами счастья. — Вы… вы дороги мне. Вы — все, что я когда-либо хотел… Именно то, что я искал всю свою жизнь.
Фелисити опустила голову еще ниже и закрыла лицо ладонями.
— Я не такая, как вы думаете. Если бы вы действительно меня хорошо знали, у вас сложилось бы другое мнение.
— Я знаю, что такое добродетель, я знаю, что такое красота. Я знаю, что такое совершенство. Вы — само совершенство!
Она покачала головой.
— Нет, Грант. Я не совершенство. Вам нужны красота и совершенство, но я не стану вашим очередным приобретением. Я человек. Настанет день, и вы увидите мои недостатки, мои изъяны, и после этого я уже не буду вам так желанна.
Он обнял ее.
— Нет, Фелисити. Я точно знаю, что чувствую.
— Грант, прошу вас… Я не безделушка, которую захотел — оставил, захотел — выбросил. Я женщина, и мое сердце можно разбить.
Глаза Фелисити наполнились слезами, и она бросилась вон из гостиной.
Она не была совершенством и знала, что, как только Грант узнает о ее матери в тюрьме, блеск Фелисити потускнеет в его глазах безвозвратно и он перестанет любить ее.
Рано или поздно он узнает правду, которую она от него скрывает, и не существовало способа этому помешать.
Ее тайна неизбежно будет раскрыта, потому что Фелисити ни за что не оставит мать умирать от голода и холода в Ньюгейте. Никогда!
Несмотря на трудное прошлое, она была хорошим человеком и чувствовала себя в долгу перед матерью.
Предрассветная мгла пробирала колючим холодом, когда Фелисити подошла к Ньюгейтской тюрьме. Под застегнутой на все пуговицы ротондой было спрятано старое одеяло, выброшенное миссис Уимпол. Фелисити могла только надеяться, что его удастся тайком передать матери.
Сегодняшняя ранняя отлучка была обоснована. Грант мог снова встать рано, и, хотя она не давала обещания не ходить по утрам на прогулку в одиночестве, если он узнает, что она опять ушла, это неминуемо вызовет у него тревогу и подозрения.
Перед тем как шагнуть внутрь, Фелисити глубоко вздохнула. Ньюгейтская тюрьма была таким мрачным заведением, что человека тонкого и чувствительного не покидало чувство отвращения. Глаза и нос ее горели огнем, живот выкручивало. Терпеть это было решительно невозможно. Трудно представить, что должны чувствовать женщины и дети, которым приходилось жить в такой грязи каждый день.
Она чуть отстала от надзирателя, который провел ее в женское отделение и дал время привлечь внимание матери, чтобы передать ей через двойную решетку одеяло. Мать ушла в темный угол и свернулась на полу, укрывшись одеялом.
Когда Фелисити опустила руки, поняв, что мать не будет с ней разговаривать этим утром, ее взгляд упал на голое тельце замерзшего ребенка, лежавшее на полу между решетками. Невинная жертва несправедливости, царившей в Ньюгейте… Она закрыла рукой рот, сдерживая крик.
Взявшись за решетку, Фелисити всмотрелась в темноту. Откуда-то издалека доносились детские крики и плач. Сколько детей томилось в заключении вместе с матерями? Сколько безгрешных маленьких узников жило в невообразимо жестоких условиях?
Фелисити смотрела через решетку, и сердце ее готово было разорваться от жалости, а в голове зарождались пока еще смутные мысли. Когда время истекло и за ней явился надзиратель, решение созрело. Она не могла спокойно смотреть, как умирают женщины и дети, попавшие в водоворот английской пенитенциарной системы. И не будет!
Фелисити решительно развернулась и уверенными шагами вышла из здания тюрьмы. Начнет она с детей. Она продаст все, что у нее есть: лучшую одежду, серьги, обувь — все, что нужно, чтобы купить фланели и пошить детям одежду. Быть может, она спасет всего несколько жизней, но это станет хорошим началом.
Ее переполняли мысли. Возможно, удастся убедить Присциллу помочь. Да что там говорить: если бы все дамы света и квакеры увидели невыносимые условия, в которых содержат их сестер в Ньюгейте, то пришли бы в ужас.
Что ж, она позаботится, чтобы они об этом узнали.
Объединив силы, дамы из общества смогут изменить жизнь этих несчастных женщин и детей.
Позже, в тот же день
Повесив на крючок ротонду, Фелисити вошла в гостиную и увидела Присциллу, занятую чтением романа.
О, она знала, что не стоило возвращаться так поздно, но ее настолько захватили мысли об улучшении жизни женщин и детей в Ньюгейтской тюрьме, что она не заметила, как проехала нужную улицу, и только через четверть часа, опомнившись, велела извозчику разворачиваться.
— Присцилла, у тебя есть карманные деньги? — спросила Фелисити.
— Ни гроша.
— У меня тоже.
Она посмотрела на ящик с серебряными кубками, все еще стоявший у двери. Нет, это будет воровство. Она заставила себя отвернуться. Но мысль о кубках, возникнув, уже не покидала ее, и Фелисити снова повернулась к ящику.
Всего лишь за один кубок можно выручить достаточно денег, чтобы одеть десяток малышей в женском отделении тюрьмы.
Тут же возникла другая мысль: как она может думать о подобном? Она не была воровкой или интриганкой, как ее родители.
Но она не была и тем, кто может позволить детям умирать от холода, если есть возможность этого не допустить. Подняв голову, Фелисити глубоко вздохнула. По крайней мере, можно это предложить.