— Тебе нельзя так делать, — позже упрекала его Шарисса,расхаживая взад-вперед по комнате, где она занималась своими исследованиями. Танаходилась в овальном здании, где некогда была библиотека; все книги, однако,со временем рассыпались. Впрочем, Шарисса начала заполнять полки собственнымизаписными книжками и надеялась с помощью других когда-нибудь составить такое жеобширное собрание, каким, судя по множеству полок, обладали основатели. Сначалаона боялась, что Темный Конь не сможет пробираться по узким, извилистымкоридорам, но забыла, что он лишь походил на лошадь. Смотреть на это былоинтересно, хотя и жутковато.

— Ты хочешь разрушить то, чего мы добились? Если ты станешьот нечего делать пугать народ, они начнут еще больше тебя бояться! Ты представляешь,что они о тебе подумают?

Огромный черный скакун смеялся. Его ледяные голубые глазасияли, когда он рассказывал о своих развлечениях.

— Я и в самом деле внушал страх! Один из них упал на колении поклялся в верности моему другу Дру… а все, что я сделал, — это подмигнулему, пробегая мимо! И только!

— Ты хочешь, чтобы они боялись моего отца?

Темный Конь поостыл.

— Они боятся не Дру, а меня!

— А ты как бы его представитель.

— Я…

То, что столь грозное создание умолкло, как пораженное громом,заставило волшебницу почти забыть о своей досаде. Это ощущение, однако, длилосьнедолго.

— Тебе, Темный Конь, еще многое предстоит узнать оМелочности и подозрительности враадов.

Темный Конь ответил не сразу, но его слова в тот моментудивили ее; хотя позже она поняла, что предугадывала такой ответ.

— Мне безразличны привычки враадов. Они не похожи на тебя иДру. Они проклинают меня у меня за спиной, думая, что слух у меня такой жеслабый, как и у них, и называют меня чудищем! Они не пытаются понять меня,тогда как я изо всех сил старался постичь все происходящее вокруг меня! Никакиемои поступки не уменьшили их опасений и недоверия! Я делал все, что мог, однакоони относятся ко мне не лучше, чем тогда, когда я только что появился наплощади!

Темный Конь затем сделал что-то, чего Шарисса никогда за нимне замечала. Он повернул голову влево и подмигнул. За все время, что волшебницапровела с ним, она никогда не видела, чтобы черный скакун мигал. Это, однако,было совершенно несравнимо с тем, что произошло вслед за этим. Передбессмертным конем возникло яркое сияние, быстро распространявшееся вокруг.

Портал! Темный Конь не пользовался своим магическимискусством со времени своего ошеломляющего появления, так что Шариссепотребовалось некоторое время, чтобы понять, что же он делал. Каждым своимдвижением он напоминал ей расстроенного ребенка. Шарисса опомнилась, но ТемныйКонь не дал ей времени что-то сделать. Он скользнул в волшебные врата и черезнесколько секунд оказался далеко. Она едва успела позвать его по имени, какпортал исчез. Она осталась одна посреди комнаты, не имея понятия, кудаотправился призрачный скакун или что он собирался делать.

— Серкадион Мани! — Шариссе хотелось швырнуть что-нибудь встену, но она сдержала себя, пока желание не исчезло. Почему все было такнепросто? Почему каждый должен бороться с ней — даже по самой ничтожнойпричине?

Шарисса ждала, но прошло несколько минут, а призрачный коньне вернулся. Она поняла, что бесполезно дальше сидеть и беспокоиться. ПоведениеТемного Коня отчасти можно было предсказать. Он возвратится на площадь, а затем— в Сирвэк Дрэгот. Или потратит несколько часов в дикой скачке по лесам иравнинам — и хорошо, если не напугает кого-либо еще. Однажды он уже так сделал.В одном она была уверена: вечноживущий не покинет город, пока там находится егосотоварищ. Больше пойти ему было не к кому, и, если она не ошиблась — что быловозможно, но маловероятно, — обитатель Пустоты отчаянно жаждал дружбы. Похожебыло, что Темный Конь вкусил плода, долгое время бывшего для него запретным.Разве он, в конце концов, не обшаривал вселенную за вселенной в поисках ееотца, после того как хранители города изгнали его отсюда?

Поняв, что Темный Конь вернется лишь тогда, когда ему этогозахочется, Шарисса вернулась к своей работе. Нужно было так много сделать, такмного организовать. Волшебница, всегда готовая признать, что ей далеко досвоего отца, знала, что вскоре работа настолько поглотит ее, что все событияэтого дня — в том числе, она надеялась, и вспышка Темного Коня — забудутся.

Сначала надо было заняться составлением планов подземелий;необходимость этого назрела давным-давно и росла с каждым днем. Затем —восстановление зданий, которое предлагал один из враадов, помогавших ей. Этобыло как-то связано, припомнила она, с тем, что, возможно, возникнетпотребность в большем количестве пищи…

— Госпожа моя Шарисса?

Она подняла голову, но в первый момент ничего не увидела — ипоняла, что в комнате стемнело. Шарисса нахмурилась, когда различила уродливуюфигуру, стоявшую у входа. Человек держал масляную лампу, которая делала еголицо более отвратительным, но слабо освещала комнату. То, что он сумел войтисюда, означало, что он подкупил одного из ее помощников. Утром с ними придетсяпоговорить.

— Беткен?

Он поклонился, ухитрившись при этом не опрокинуть лампу.

— Да, госпожа моя. Я знаю, что уже поздно, почтенная госпожамоя, но подумал, что мне, возможно… Пытаясь скрыть свое отвращение, Шариссажестом пригласила одетую в хламиду фигуру приблизиться. Беткен некогда былчеловеком дородным, но пятнадцать последних лет наложили на него свойотпечаток. Однако по какой-то причине его кожа так и не приноровилась к егонынешней худобе и попросту висела складками. Беткен очень походил на только чтоопустошенный старый бурдюк. Что касается его верности кому бы то ни было, о нейне могло быть и речи. Подобно многим враадам, он номинально пребывал подзнаменами ее отца — но главным образом потому, что у других не нашлось ничего,чем они могли бы привлечь его на свою сторону. Вне сомнений, он явился внадежде извлечь из визита какую-то выгоду.

— Чего ты хочешь?

— Сначала позвольте мне предложить вам свет. — Он поставилсвою лампу на один из листов с заметками Шариссы, запачкав его маслом.

Волшебница хотела накричать на него, но знала, что делатьэтого не следует. С точки зрения многих враадов, поведение Беткена можно былосчесть любезным. И неважно, что Шариссе он напоминал змею, приглядывающуюся клакомой полевой мыши.

Чтобы уберечь свои записи от дальнейшего ущерба — от пятенили, еще хуже, от огня, — она взяла лампу, поставила ее на подставку,находившуюся рядом, и сказала: