лет охотился. — Он ведь не только мою жену убил, но и ребенка единственного. — Так вот получилось, и не было мне покоя. — Мы вон и Любавой, сколько потом вместе жили и ничего, и другие женщины у меня были, а детей бог больше не дал. — А вот теперь уже и не будет своих детей никогда, старый я уже. — Как только вспомню об этом, так сразу мне голову сносит. — И я уверил себя, что тебе ничего не грозит, а сам рядом был постоянно и то не повезло. — Андрей убил его, а я не успел, да и не справился я с ним бы, сейчас я это знаю точно. — И Андрей твой не так уж виноват перед тобой, это все я поддерживал его в состоянии мести. — Он ведь еще молодой совсем и не мог контролировать себя, а я знал на какие кнопки жать, чтобы его раззадорить. — Так что я кругом во всем виноват. — Даже сейчас, ты ведь уже знаешь о женитьбе Андрея, так вот, — это он из мести делает и для твоей безопасности.

Я улыбнулась, не удержалась, а Питирим вспыхнул как спичка.

— Единственный способ так ему до врага добраться. — Верь не верь, но если Андрей его сейчас не убьёт, то волшебник до тебя по любому дотянется. — Нужна ты ему, и он найдет способ выманить тебя и отсюда. — Ты сейчас злишься на всех нас, я вот только с Андреем разговаривал, и прошу тебя, подумай над этим. — Я и сам его не долюбливаю, но напраслину наводить на него не буду.

— Хорошо Питирим, я не буду торопиться с выводами, но пока мне не до этих страстей. — Правда. — Мне пока все равно на всех мужчин и их страсти, уж прости. — Я за это время равнодушной стала и верю только Любаве, она одна просто меня любит и должна я ей сильно. — Остальное все потом.

Питирим грустно улыбнулся и пожал мою руку.

— У тебя все причины на нас сердиться, поэтому выздоравливай. — И я еще спросить тебя хотел. — Дело в том, что если Андрей заключит новый брак при живой жене, ты можешь забрать себе ребенка. — Андрею он не нужен, он с ним не общается, а мачеха может его погубить.

— Прости Питирим, больше я на эту уловку не попадусь. — Кир мне чужой и никогда родным не станет, к тому же я убила его мать, хоть и не сама, но, — когда, ни будь, — он мне это припомнит. — Габриэль дал слово охранять его и заботится о нем и пусть так и будет. — Родная кровь он для них, а не для меня, и я больше в эти игры не играю.

— Что ж твое право, — разочаровано, произнес Питирим, и, попрощавшись, ушел.

Не знаю уж чего, он от меня добивался, но повторения истории с Киром я не хотела. Я очень полюбила Кира и готова была свою жизнь за него отдать. И именно на этом и сыграли его родственники, сначала забрав у меня ребенка, а потом и использовал меня, как подсадную утку. Я больше не хотела отношений с отцом Кира Андреем и не желала больше никого видеть из их семьи. А ребенок снова мог стать ловушкой и новыми неприятностями для меня лично. Когда Кира забрали у меня, ему не было еще и года, скоро ему исполниться четыре, и это уже совсем не тот малыш, которого я знала. Так что я решила давно, что откажусь от Кира. Мне нужна будет своя семья и свои дети, а для Кира я и так сделала очень много. Подарила ему жизнь во второй раз, этого достаточно, к тому же малыш из очень богатой могущественной семьи, о нем есть, кому заботиться, даже по положению в свете, где Кир и где я. Я и так в свое время ввязалась в эти приключения и чуть не потеряла единственного родного человека Любаву. Ей больше всех досталось в той истории, и сейчас глядя на нее сильно постаревшую и потухшую я понимала, что должна заботиться о ней, а не о чужих мне людях. Но я была шокирована откровениями Питирима и я не злилась на него, понимала, насколько сложно ему было сделать такое признание. К нему я всегда испытывала странные чувства и любила его, считая своей семьей и боялась, зная, что он может и погубить меня

Пару недель прошло, как я вернулась из озера, и за это время я все отогревалась и ела. Желудок мой усох, и я принимала пищу маленькими дозами, а буквально через полчаса была уже жутко голодной. Училась ходить и с тоской поглядывала в окно. Последние годы у нас к концу марта стояли последние крепкие морозы, на улице было солнечно ярко и очень холодно для меня. Анфиса каждое утро приносила небольшую банку молока и следила, чтоб я обязательно пила его. Я чувствовала, что это молоко, Анфиса каждый день наговаривала на мое выздоровление. И хоть злилась, что меня выхаживают как маленькую, но пила. Расстраивать Анфису мне не хотелось, да и самой хотелось быстрей встать на ноги. Раньше никогда не задумывалась над тем, что все наши крутые маги бездетны, или потеряли, пережили своих детей. Я оказалась единственной за очень много лет, кого они приняли и получается, что и удочерили. Это приятно, но все — таки очень утомительно. А с другой стороны, была счастлива, что сейчас я дома в большой семье и была благодарна всем им за заботу.

Но вот, наконец, зима отступила, и пришло тепло, сугробы вокруг деревни стали стремительно таять. Солнце уже не только ярко светило, но и грело, и, я стала, тепло как капуста, в несколько слоев одежды надевшись, и с одеялом в руках выходить на крыльцо. Садилась на ступеньку закутывалась в одеяло и грелась как старушка на солнышке, стараясь впитать исходящий на меня свет. И пока я сидела на крыльце, ко мне по одному приходили все наши жители. Я даже подумала как то, что очередь у них расписана на мое посещение, пока сидела на крыльце, никогда не оставалась одна. Но я была рада им всем. Каждый из них мне рассказывал новости за прошедшие четыре года и забавно, что никто не повторился, — ну у каждого важные события конечно, свои. Объединяло рассказы всех одно, и — за моего проступка, несколько лет в деревне колдунов жизнь была непривычно насыщенной и шумной. Но я уловила, что это встряска им пошла на