— Десмонд говорил вам, что он приемный сын? — спросилаСелия.

— Да, говорил.

— Мне непонятно, почему миссис Бертон-Кокс копается впрошлом моей семьи, пытается втянуть в это дело мою крестную. Ведь она ему неродная мать.

— Вы считаете, что поэтому ей незачем беспокоиться о сыне?

— Я не только это имела в виду. Дело в том, что Десмонд нелюбит ее…

— Хм. — Пуаро покачал головой. — Однако разве она невырастила его, не дала ему образование. И в результате потратила на негонемалые деньги.

— Не знаю… Ей хотелось, чтобы у нее был сын… Пуаро сукоризной посмотрел на Селию:

— Я хотел бы узнать еще одну вещь…

— О ней или о нем?

— У Десмонда есть деньги?

— Во всяком случае, содержать семью он в состоянии. Вряд лион богат, но мне кажется, что когда его усыновляли, то на его счет перевеликакие-то деньги.

— Может быть, она хочет их как-то попридержать? — Вы хотитесказать, что, если Десмонд женится, она обеднеет? Сомневаюсь. И потом, я думаю,что в документах все оговорено. Краем уха я слышала, что оформление усыновлениябыло хлопотным и сложным…

— А кто была родная мать Десмонда?

— Этого я не знаю. Я думаю, что он незаконнорожденный.Скорее всего миссис Бертон-Кокс знает, кто настоящие родители Десмонда, но емуона этого не говорит. Тем более, что его этот вопрос никак не волнует.

Пуаро погладил свои большие усы.

— Скажите, мадемуазель, а ваши родители и миссис Бертон-Коксбыли знакомы между собой?

— Да! Ведь и они, и мы жили в Малайе. Там мы и познакомилисьс Десмондом, когда приезжали к родителям на каникулы. Мне он очень нравился,потому что хорошо лазил по деревьям и меня научил. И когда спустя много лет мывстретились в университете, наше знакомство возобновилось…

Проводив Селию, миссис Оливер спросила Пуаро:

— Итак, что вы думаете о моей крестнице?

— Интересная девушка, — сообщил Пуаро. — Мне показалось, чтоона — личность!

— Согласна с вами!

— Расскажите мне о ней поподробнее…

— К сожалению, я мало что знаю о ней. У меня ведь уймакрестников, и я вижусь с ними, как правило, довольно редко.

— Тогда расскажите мне о ее матери.

— Мы учились в одном пансионате в Париже. Родители отправилинас для «шлифовки», чтобы мы были на высоте, когда вступим в светскую жизнь. Новсе это было сто лет назад.

— Что вы помните о ней?

— Она была красивой.

— Она тоже была личностью?

— Мне трудно это вспомнить. Дело в том, что мы не былиблизкими подругами. Просто была небольшая компания девушек с брлее или менееодинаковыми вкусами. Мы играли в теннис, с удовольствием ходили в оперу, ноумирали от скуки, когда нас возили в картинные галереи.

— А были ли среди ваших друзей молодые люди?

— Нет! Хотя кое-кто из нас был влюблен в знаменитыхартистов. Однажды, помню, был курьезный случай. Учительница французского языкамадемуазель Жиран, зайдя в спальню, обнаружила одну из воспитанниц в объятияхизвестного артиста варьете и закричала: «Какое неприличие!» А девочка до тогорастерялась, что потеряла дар речи. А этот артист был ее отцом. Как же мысмеялись по этому поводу.

— Селия похожа на свою мать?

— Я думаю, не особенно. Молли была более эмоциональна!

— Вторая сестра тоже жила в этом пансионате?

— Нет. Молли была одна. Долли воспитывалась в другомпансионате в Англии. Я ее видела раза два — три. Они были совершенноодинаковые, и внешне их одевали и причесывали тоже одинаково. Став старше, они,конечно, старались отличаться друг от друга, носили разные прически и платья.По-моему, Молли любила сестру, но говорила она о ней крайне редко. Как правило,в тех случаях, когда Долли болела или ее клали в клинику. Помнится, я как-тодаже поинтересовалась, не калека ли она? Такая я была дура…

— Ну, зачем уж так… — покачал головой Пуаро.

— А вот о своих родителях Молли любила говорить. Я видела еемать, когда она приезжала в Париж за Молли. Она произвела на меня оченьприятное впечатление, такая спокойная и добрая женщина… Когда занятияокончились и мы разъехались по домам, то дороги наши разошлись. Отец Молли был,по-моему, дипломатом, и она жила с родителями в Египте, в Швеции и еще где-то…Забыла! Что-то вроде Бермудских островов. Мне кажется, отец Молли былгубернатором. Вообще, когда вспоминаешь юные годы, вспоминаешь почему-то глупости,которые мы друг другу рассказывали… — Миссис Оливер немного помолчала,припоминая. — Я одно время была влюблена в скрипача, а Молли — в учителямузыки. Они — то, конечно, были к нам совершенно равнодушны, а мы с трепетомждали, когда, наконец, наступит час их урока. Однажды мне приснился прекрасныйсон. Мой возлюбленный скрипач заболел холерой, и я отдала ему свою кровь, чтобыспасти его жизнь. До чего же человек бывает глуп… Одно время я мечтала статьмонахиней, а потом решила работать в больнице медицинской сестрой… Я думаю, чтомиссис Бертон-Кокс появится с минуты на минуту, — взглянув на часы, сказаламиссис Оливер.

— Мы должны быть готовы к разговору с ней, — заметил Пуаро.— Расспрашивать слонов — это ваша задача, а анализировать их соображения — моя…

— Мой дорогой, вы несете ужасную ахинею. Я же вам сказала,что со слонами я покончила.

— Но слоны с вами еще не покончили.

В дверь позвонили, миссис Оливер и Пуаро быстропереглянулись.

— Итак, — сказала она, — а вот и мы! — И пошла встречать гостью.

Пуаро услышал, как дамы здоровались друг с другом, и черезминуту в комнату вплыла массивная фигура миссис Бертон-Кокс, а за ней следоваламиссис Оливер.

— У вас прекрасная квартира, — польстила миссис Бертон-Кокс,оглядываясь. — И это чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы решилипотратить свое драгоценное время и помочь мне.

Увидев Пуаро, она немного удивилась, но когда ее взгляд упална стоявший в комнате небольшой рояль, она, очевидно, решила, что оннастройщик, и взгляд ее сделался равнодушным.

— Я хочу вам представить месье Эркюля Пуаро, — сказаламиссис Оливер.

Пуаро поклонился.