терпеть его придирки?! — он вскочил на ноги и со всей дури пнул парапет. — Тоже мне, пример жизни выискался! Пусть он на зоне пальцы гнет! Я не просил отца — зэка! И слушать его не обязан!

Маленькая Тина тоже встала, сказала с вызовом в голосе:

— Может быть поменяемся? Я тебе — своего отца гниющего в могиле, а ты мне — своего живого! Каждый останется доволен!

— И чего ты потеряла, когда он подох?! — закричал Алек, вне себя от ярости. — Алкоголика, без гроша в кармане?! Да у него и времени на тебя никогда не было! Что он вообще про тебя знал!?

— Но он был! А теперь его нет!

— И радуйся. Избавилась от обузы! Таким отбросам как наши папани лучше было вовсе не рождаться!

Тина из прошлого зажмурилась, сжала зубы. В её голове боролись любовь и злоба. Вспомнила я и мысли, что наводнили в тот миг мою голову:

“Какое право Алек имеет топтать чужую могилу, что едва заросла травой? Он ничего не знает. Не слышит, как ночами я плачу в подушку. Как мать повторяет: “Так ему и надо, собаке!” И как каждую ночь, во сне я вижу чёрного пса, что стоит у моей кровати и осуждающе смотрит пьяным взглядом на ту, кто виноват в его смерти не меньше, чем холод и алкоголь”.

“Замолчи, замолчи, замолчи! Не злись! Успокойся!” — умоляла я свою копию, стоя в паре шагов от бунтующих подростков. Но злоба победила.

Тина из прошлого ядовито выдавила сквозь зубы:

— Думаешь из тебя получится что-то лучше? — она мстительно улыбнулась. — Покатишься по проторенной дорожке! Потому что только и умеешь, что орать, прямо как твой папаня — зэк!

— Алек побагровел, сжал кулаки, опустил голову, точно бык, и сделал угрожающий шаг к Тине:

— Убирайся! — прошипел он с угрозой.

— Крыша ничья. Где хочу, там и гуляю! — Тина скрестила руки на груди, усмехнулась, зная, что сейчас ударит больнее прежнего. — Или хочешь научить меня, как нужно жить? Берешь пример со своего папаши?

Алек заскрипел зубами. Поднял руку и со всей дури швырнул свой телефон о землю. Пластмассовый корпус разлетелся осколками. Парень развернулся и побежал к краю дома. Подобрал обломок бетона и со злостью запустил в пустоту, прямо в спящий город, а после взобрался на парапет. Закричал во все лёгкие:

— Ты не лучше всех остальных! Такая же самовлюблённая дура!

Тина тоже что-то кричала в ответ, с лицом полным ненависти.

Поднялся ветер. Персиковое платье развевалось, добавляя демонического смысла её словам. “Глупые дети. Прошлое не исправишь, не склеишь рваные края. Остановитесь, пока не стало поздно!” — просила я, зная, что опоздала. Давно опоздала с такими мольбами.

Алек из воспоминания уже бежал по кромке крыши, совсем не глядя под ноги. Всем видом показывая — плевать ему на жизнь! Плевать на мир! И на самовлюблённых дур — тоже плевать!

Всё произошло в одно мгновение. Вдруг, за плечами Алека, Возник чёрный вихрь, будто сама ночь обрела форму. Превратился в густую тень. Я невольно привстала, не веря своим глазам. Тёмное нечто налетело на подростка, толкнув в спину, и тут же растворилось в воздухе. Алек беспомощно, как птенец, взмахнул руками и полетел в пропасть.

Тина из прошлого закричала. Она стояла слишком далеко… Мы с Павлом беспомощно смотрели, как падает Алек, и вдруг, точно кто-то нажал на кнопку “Стоп”, он замер в полёте. Завис в метре от края, с перекошенным, растерянным лицом, будто воздух вмиг отвердел, как вековая смола.

Тина из прошлого уже неслась на подмогу, воя от испуга, в одно мгновение забыв обиды. Она перегнулась через парапет и протянула руку к любимому. Не достать. Лицо её побагровело от натуги, она сжимала зубы, рычала точно зверёныш. И тут, через её кисть и дальше, протянула руку лисица. Прозрачные пальцы схватили Алека за ворот и рванули назад, на крышу.

Что было дальше я уже не видела… В тот же миг, как Эмон Тины из прошлого коснулся Алека, моё нутро обжёг холод, разлился по рукам и ногам, пожирая тепло на своём пути. Не вздохнуть, не выдохнуть. Сердце замерло, кровь заледенела в жилах. Хватаясь за Павла, я стала заваливаться на бетон крыши. Перед глазами всё померкло.

Мне казалось, что я разваливаюсь по частям. Уже не чувствовала рук и ног, спины… Ещё немного, и исчезну, будто никогда не существовала. Точно, не рождалась, не жила, не знала объятий матери и ласки отца. Холодная и забытая, как вмёрзший в льдину мамонт.

Крик вырвался из гортани. Я кричала от страха и скребла грудину. Нужно было вырвать из себя этот адский холод! Не позволить ему разделить мою душу. Не позволить… А рядом корчилась и кричала другая Тина. Тина из прошлого. Павел что-то в волнении говорил мне — я видела как шевелятся его губы, но ничего не слышала…

Мир рушился. Звёзды сорвались с небес, дом ходил ходуном, бетон обернулся песком и тянул вниз, но тут, Павел крепко обнял меня за плечи, прижал к себе, разбивая отчуждённость и отгоняя мороз. И всё заканчилось.

Нас унёс поток.

Сцена 9. Синяя птица

Знобило. Это мышцы сокращались в попытке согреться. Плотнее прижала к телу руки. Боже, чего так холодно? И почему саднит грудину? Разум плавал в тумане. Кто-то растирал мне плечи. Алек?

— Алек! — я распахнула глаза и увидела перед собой Павла. Вид у старосты был такой, словно ему только что прописали пощёчину.

Я огляделась вокруг. Перевела взгляд со стола, отодвинутого кем-то в сторону, на опрокинутый стакан пива, потом на перепуганное лицо официанта, который бежал из подсобки с пледом под мышкой, и снова на Павла.

Воспоминания навалились толпой, и я потратила ещё с минуту на то, чтобы переварить их.

Мы были в моём прошлом… Павел разве не уверял, что смотреть воспоминания безопасно? Тогда почему по ощущениям меня словно пытались заморозить в холодильнике для мяса?

И почему у моей лисы было три хвоста, и Алек упал, а потом совершенно фантастически завис в воздухе… Может это был сон? Господи, какого чёрта я крикнула имя Алека, когда пришла в себя?…как же стыдно.

Пока я предавалась неутешительным мыслям, Павел, укутав меня в колючее покрывало, полушепотом обратился к официанту:

— Слышь, друг, организуй чай погорячее. И это… Есть у вас еще пледы?

Это был всё тот же официант, что и раньше. Чёрная шерсть обрамляла мутные глазки-бусины его Эмона-хорька, точно воровская маска. Пошевелив усами, он