Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова: тосты, вино, коньяк, песни, пляски и прочие развлечения. Никакого удержу себе давать не надо: сегодня — отдых, завтра — дело. Гулять, так гулять!
Этот вечер ему тоже запомнился весьма смутно: гуляли до поздней ночи, и в номер его привезли не раньше полуночи. Семнадцатое августа закончилось для него благополучно.
Проспавшись, Ельцин выполз из номера почти в полдень и опять попал к Назарбаеву на обед. Однако пора: дома ждала власть, и дела звали его в дорогу. Нет, он бы ещё остался и погостил, ведь его люди сами сумели разобраться со всем. Но теперь и он должен отыграть свою роль. Отыграть полностью и взаправду, ведь сейчас на него будет смотреть весь мир. ВЕСЬ МИР!
На него: Бориса Николаевича Ельцина, простого парня с Урала, родившегося на старообрядческом кордоне, потомка зажиточной старообрядческой семьи. Дед в революции 1905 участвовал, отец в 1917 помогал, а он вообще в 1991 власть захватил. Преемственность, однако… Но уж он-то своего добьётся! Поднимет Россию!
(Он тогда даже не догадывался, что похоронят его на кладбищенской дорожке между двумя великими клоунами СССР. А может, это уже был и совсем не он⁈ Может, его двойник с 1996 года? Что за грубые намёки!)
— Борис Николаевич, я вас не отпущу, — лил ему в уши сладкий елей Назарбаев.
Они совсем недавно вышли с пресс-конференции, на которой сообщили журналистам, что оба собираются на подписание союзного договора. Вылет назначен на 18 августа.
Но Ельцин ждал окончательного доклада о том, что в Москве всё закончилось. Наконец, Иваненко доложил: «Вы победили!». Тянуть дальше не имело смысла, тем более время перевалило за обед.
— Надо лететь, дома заждались! И это: всё получилось! — поделился конфиденциальной информацией с Назарбаевым Ельцин. — Теперь царь — Я. А не этот дерьмократ Мишка Меченый.
Возникла продолжительная пауза, в ходе которой Назарбаев вспоминал все прежние договорённости и сам смысл этой фразы. Соображал, впрочем, он недолго.
— Уже⁈
— Уже, — важно кивнул Ельцин. — У меня власть. Вот в этом кулаке, — потряс он этим самым кулаком перед лицом Назарбаева. — Взяли, смогли!
— Поздравляю, — несколько растерянно проговорил Нурсултан. — Тогда мне, может, и ехать ни к чему?
— Не надо. Завтра начнём спектакль. Смотри телевизор, учись, как надо!
— Понял. Ну, и хорошо. У меня прямо как гора с плеч…
— У меня тоже… Видишь: я трезвый, как стёклышко!
— Вижу, — лишь хмыкнул Нурсултан Абишевич, вспоминая недавние пляски Бориса Николаевича.
— Кремлёвская таблетка из знойной Африки, панимаш. Прислали прямым рейсом, чтобы, так скать, помочь мне быть всегда в форме.
— Надо же…
— У меня всё схвачено. Ладно, я позвоню, как всё закончится. Смотри телевизор, получай удовольствие. И не забывай: вместе мы — сила, порознь — могила! Хоть и далековато мы друг от друга… Но если станем держаться плечом к плечу, то и богатство, и процветание нам гарантированы. Разойдёмся, тут-то нам и каюк.
— Я понимаю, Борис, понимаю.
Едва попрощавшись с Назарбаевым, Ельцин сел в самолёт и умчался в Москву. Его уже ждали, и ждали с великим нетерпением. Встречавшая группа товарищей забрала его с аэродрома, и все вместе они направились в Архангельское, в резиденцию президента. Там и состоялся разговор с соратниками: начальником охраны Коржаковым да вездесущим Иваненко, что как чёрт из табакерки всегда оказывался в нужном месте и решал дела. Здесь же находился и Хасбулатов.
— Ну, что? Как всё прошло?
— Всё по плану, как и собирались.
— А вокруг дачи кто?
— Охрана. Альфовцы перешли на нашу сторону. Они пока имитируют вашу изоляцию, но на самом деле просто охраняют.
— Точно?
— Точно.
— И это правильно! Президента России надо охранять.
— И всё же какое-то время вам лучше оставаться здесь, — осторожно сказал Хасбулатов.
— Нет, я должен ехать в Москву, — не согласился с ним Борис Николаевич. — И ехать сейчас же! Нечего мне тут высиживать. Все должны знать, что Ельцин никого не боится и даже в изоляции готов прорваться.
— Гм, Борис Николаевич, — генерал Иваненко оказался несколько озадачен этим финтом. — Вам лучше приехать непосредственно перед началом действия. Завтра вторник и с самого утра будет сделано заявление ГКЧП. Да и завтра вам незачем ехать в Москву. Вы появитесь несколько позже…. Скажем, утром двадцатого. Всё уже подготовлено: и баррикады, и танки, и солдаты, и варианты нападения. Не на вас, конечно. Вам вообще незачем ехать туда так рано!
— Нет! — таблетка от алкоголизма действовала весьма странно, побуждая Бориса Николаевича к активным действиям. Впрочем, алкоголики по-другому и не умеют: либо работать, либо пить. — Нет! Завтра с самого утра я еду в Москву!
Иваненко и Коржаков переглянулись.
— Ну, что же, вы президент. Ваше слово для нас закон!
— Да. Подъём в четыре, и в пять отправляемся, — резюмировал Борис Николаевич.
— Как скажете, Борис Николаевич, как скажете.
* * *
На рассвете полковник Карпухин и пятнадцать человек из его «Альфы» прибыли в Архангельское и остановились за три километра до него. Получив приказ окружить дачу, они прорубили небольшую просеку для своих автомобилей и заняли исходные позиции.
В окнах правительственной дачи уже вовсю горел свет. Оттуда слышались приглушённые расстоянием и стенами голоса, и имеющаяся у «Альфы» аппаратура даже позволяла разобрать слова. Правда, ничего путного или интересного в них не содержалось. Только непрерывная ругань, да понукание к быстрым действиям вперемежку с призывами ехать в Москву.
Сплошное «панимаш»!
В 05.05 по Москве кортеж президента РСФСР проследовал на выезд из Архангельского. Ему никто не препятствовал. Офицеры группы спецназа лишь проводили его взглядами. Машину, что стояла при выезде на шоссе, и вовсе убирать не стали.
— Патамушта я победил! — прокомментировал Ельцин, увидев подобное бездействие через окно своего автомобиля.
— Да, Борис Николаевич, — подтвердил Бурбулис, ехавший с ним в одной машине. — Это ваша победа, для которой мы приложили все свои силы.
— Будете вознаграждены! — отмахнулся равнодушно Ельцин и замолчал.
Молчал он до самой Москвы. Лишь глаза лихорадочно блестели от потаённых мыслей. Страх и грёзы, страх от того, что его могут убить и сдать собственные соратники и грёзы от той власти, которую он сейчас собирался взять. А вообще, плевать он хотел на то, что будет дальше со страной, которую взял таким способом, с помощью людей, для которых он оказался таким же мусором, каким была для него валяющаяся на тропинках листва. Да и он для них мусор.
Думал ли он об этом? Вряд ли. Скорее всего в его воображении рисовались яркие картины замечательного будущего. Но эти радужные перспективы были не более чем мороком, что спустился подобно утреннему туману с диких гор и захватил Россию, прочно и надолго окутав её серыми щупальцами отчаяния и поругания.
И точно так же, как в 1917, в 1991 обычные, простые люди жестоко обманулись, поведясь на сладкие лозунги о свободе, равенстве и братстве. На деле все эти обещания оказались пустым звуком и вскоре сменились диким разгулом преступности, вымиранием и всеобщей деградацией не только людей, но и всех сфер жизнедеятельности государства.
Но в тот момент Борис Николаевич ехал молча и лишь пялился в окно, мысленно представляя себя на инаугурации в своём новом качестве. И больше ничего!
Ну, да это уже история…
Глава 10
Эфиопия
Поздний вечер в столице Эфиопии начался для меня со встреч. Я бы даже сказал многочисленных встреч. Уже в аэропорту меня встречала целая группа товарищей во главе с министром МЧС Абале Негашем. Спросить его хотелось о многом, но старый советский мотор небольшого броневичка, в который мы уселись, работал с таким рёвом, что я не видел никакого смысла пытаться его перекричать.
Вопросы я стал задавать намного позднее, когда мы доехали до штаб-квартиры, в которой сейчас обитал Негаш.
— Как дела, Абале?
— Трудно сказать, Мамба. Вроде всё идёт хорошо, а вроде и не очень. Дел-то много, а вот толку пока мало. Тебя нет, и всё идёт не так, как хотелось бы.
— Что именно идёт не так?
— Сам на себя всё завязал, а теперь спрашиваешь! — с долей упрёка произнёс Негаш.
— Вот я и развязываю потихоньку, с себя на вас перекладываю. Делегирую, так сказать, часть полномочий, — усмехнулся я. — Пора учиться принимать самостоятельные решения.
— Ну да⁈ А советоваться с кем? На нас тут одно