— Здравствуйте, госпожа Громова! — Я неловко опустилась в кресло напротив нее, разгладила складки на юбке, не зная, с чего начать.

— Вы хотели о чем-то со мной поговорить? — напомнила она, скосив глаза на часы.

Ненавязчивое напоминание, что не стоит отнимать драгоценное время госпожи Громовой.

— Да! — выпалила я, решившись, и посмотрела прямо в ее спокойные темные глаза. — Сегодня арестовали господина Бышкова!

— Хм, — произнесла она, беря в руки карандаш. Чуть нахмурила идеальные брови, сжала губы, яркие безо всякой косметики. — Насколько я понимаю, обвинение в хранении наркотиков?

— Ага, — подтвердила я и, заметив скользнувшую по ее лицу тень, принялась оправдываться: — Это не я заявила в милицию, честное слово!

— Не горячитесь, Алевтина! — Она подняла ладонь, останавливая поток сбивчивых оправданий. — Даже в том случае, если это вы известили милицию о деянии Алессандро, я не стану вас упрекать. В конце концов, это долг любого честного гражданина, и я сама, как юрист, рекомендовала вам обратиться в правоохранительные органы.

— Но вам бы не понравилось, если б я… ну, сделала так, как вы мне говорили? — догадалась я.

Прошлой ночью я слишком испугалась и переволновалась, чтобы понять настрой куратора.

— Полагаю, что да, — не стала возражать она и, откинувшись на спинку кресла, сложила пальцы домиком. — Итак, господин Бышков арестован. Чего же вы хотите от меня? Совета о вашем поведении на допросе в качестве свидетеля?

— Нет! — даже замотала головой я. — Я же никому не говорила! Ну, о том, что видела. Так что никакой я не свидетель. Разве что сам господин Бышков заявит. Но зачем ему это?

— Постойте, — попросила госпожа Громова, даже подавшись вперед. — Полагаю, будет лучше, если вы поведаете мне обо всем по порядку. Итак, вы разговаривали с господином Бышковым?

— Да, — подтвердила я, нервно поправила волосы и сказала: — Давайте я лучше и правда расскажу по порядку! А то я запутаюсь.

Госпожа Громова лишь кивнула, не отрывая от меня внимательного взгляда…

— М-да, — произнесла она, выслушав мой сбивчивый рассказ. — Прямо скажем, ситуация непростая.

— Но вы сможете ему помочь? — с надеждой воззрилась на нее я.

— Попробую, — довольно неопределенно пообещала она и снова принялась крутить в руках карандаш. — Итак, что мы имеем? Поскольку вы сами были свидетелем совершенного Алессандро преступления, полагаю, не стоит сомневаться в его виновности. Едва ли он сумел настолько хорошо спрятать фейскую пыль, чтобы ее не сумели отыскать. И, разумеется, на упаковке обнаружатся следы его ауры…

— Ага, — убито кивнула я. В изложении куратора ситуация выглядела безвыходной. — И что, ничего нельзя сделать?!

— Хм… — Госпожа Громова задумчиво склонила голову к плечу. — Разумеется, сам по себе услышанный вами разговор господину Бышкову едва ли поможет. Он известен лишь с ваших слов. А вас, Алевтина, обвинение легко представит как влюбленную в преподавателя студентку, которая пошла на лжесвидетельство ради любимого. Нет, не стоит, — заметив мою реакцию, она подняла изящную руку, — не спорьте. Безусловно, я вам верю. Однако мало знать правду, нужно суметь ее доказать.

— Понятно, — кивнула я, чуть не плача.

— Впрочем… — Она застыла, о чем-то размышляя. Потом, очнувшись от дум, позвала: — Стэнли!

— Да, госпожа Громова? — появившийся на пороге секретарь почтительно склонил светловолосую голову.

— Будьте добры, отправьте записку госпоже Бышковой. — И пояснила мне: — Это мать Алессандро. Напишите, что я займусь этим делом, мне нужно соглашение с кем-то из родственников.

— Конечно, госпожа Громова! — Стэн едва каблуками не щелкнул, вновь слегка поклонился и отправился исполнять поручение.

А госпожа Громова тем временем принялась рассуждать вслух:

— Итак, что мы можем извлечь из вашего рассказа? Полагаю, установить личность молодого человека будет несложно. Если верить словам его старшего товарища, то молодой человек весьма несдержанно оказывает знаки внимания девушке, с которой Алессандро связывают весьма близкие отношения. Достаточно выяснить у него имя и адрес девушки, а уж она наверняка сумеет указать на излишне навязчивого поклонника. Вероятно, на допросе он укажет на своего сообщника, однако нам это не поможет.

— Почему?! — не вытерпела я.

— Алевтина, — вздохнула куратор, — вы ведь понимаете, что господин Бышков совершил преступление, которое ему вменяется? А тот факт, что кто-то, скажем так, содействовал в формировании его преступного умысла, сам по себе не освобождает Алессандро от обвинения.

— Понимаю, — кивнула я для поддержания беседы.

В тоне госпожи Громовой больше не звучали обреченно усталые нотки. Кажется, ей пришел в голову какой-то план. Или, скорее, она выстраивала план защиты прямо по ходу разговора.

— Постойте, — потребовала она, что-то торопливо записывая. Подняла голову от бумаг и спросила: — Алевтина, вы уверены, что в парке в тот момент больше никого не было?

— Я никого не видела, — честно сказала я и поежилась, вспомнив ужас той ночи. Да тогда каждый шорох звучал как гром!

— Превосходно! — чему-то обрадовалась госпожа Громова. — Вы никому больше не рассказывали об увиденном?

— Нет! — твердо ответила я. — Только вам и господину Бышкову. Но нас никто не слышал, это точно!

— Превосходно, — еще раз повторила она и на мгновение смежила веки. — Алевтина, можете отдыхать. Стэнли напоит вас чаем. И, полагаю, у нас найдется что-нибудь перекусить.

— Да, госпожа Громова! — Я встала. Хоть слова куратора звучали вежливо, по сути это был приказ. Но все же не выдержала: — А… Вы что-то придумали, да?

Она негромко рассмеялась.

— Разумеется, — и добавила загадочно: — Запомните, любого свидетеля можно поймать, если он говорит о том, чего в действительности не видел. Только, к сожалению, далеко не всегда этого достаточно для снятия обвинения. Но, надеюсь, нам это удастся.

— Ясно, — сказала я, так ничего и не поняв.

Ужасно хотелось расспросить куратора подробнее, но ясно было, что ничего она не скажет.

Так что, вздохнув, я отправилась на кухню…

А там уже хлопотал Стэн, и при виде атлетически сложенного секретаря в белом поварском переднике я хихикнула.

— Алевтина? — Он бросил взгляд через плечо и кивком указал на стул. — Присаживайтесь.

— Спасибо! — чинно сказала я.

Здесь, среди запахов ванили, корицы и лимонной цедры, меня наконец отпустила тревога и нервная дрожь. И, обняв руками исходящую паром чашку, я смаковала неожиданное ощущение тепла и уюта…

Стэн, скинув фартук, устроился напротив и принялся уплетать бутерброды.