дома он являлся безжалостным диктатором, одержимым жаждой власти, и закончил, как когда-то Тиберий, не доверяя никому, то за рубежом Сталин был слабейшим из политиков (Черчилль оценивал его совсем по-другому. — Ред.). Было глупо верить, что германским посягательствам в Восточной Европе, опасность которых Сталин не мог недооценивать, можно было противодействовать без советского альянса с Западом (который саботировал все усилия по созданию системы коллективной безопасности в 1918–1919 гг. — Ред.) или пробных вооруженных конфликтов с немцами.

Еще большей глупостью было бы верить, что надежная оборонительная система могла быть построена путем переброски невероятно больших масс солдат к границе, в то же время опустошая страну ради того, чтобы выполнить умиротворяющие торговые соглашения с Германией. После возвращения Мацуоки в Москву и отчета о его беседах Сталин и стал той патетической фигурой, которая обнимала полковника Кребса на вокзале неделю спустя, человеком, надеющимся против всех своих глубочайших инстинктов старого революционера, что, не делая ничего неверного, он сможет избежать ловушки, в которую попал. Точно так же, как Гитлер игнорировал пессимистические доклады, поступавшие к нему от разведчиков из абвера и из московского посольства, так и Сталин не придавал значения сведениям своей собственной военной разведки. Поскольку эта служба базировалась на коммунистических политических ячейках, давным-давно созданных в каждой европейской стране, это должна была быть самая лучшая военная разведка в мире.

Вскоре после визита Мацуоки Сталин сделал свой слабейший ход. 27 марта, пока Мацуоку оставили клацать зубами в соседней квартире, Гитлер узнал, что дезертировал самый последний рекрут в Тройственный пакт. Молодой король Югославии восстал против своего дяди, короля-регента Павла. (Переворот был совершен прорусски настроенными офицерами при участии русских белоэмигрантов. Таким образом, они помогли своей покинутой Родине. — Ред.) Договор, который Риббентроп подписал в Вене всего лишь два дня назад, договор, который обязывал Югославию воевать против Греции, теперь, скорее всего, будет аннулирован новым правительством в Белграде. Югославы, окруженные со всех сторон самыми новыми союзниками Германии, обратились к Советскому Союзу с просьбой дать гарантии защиты. Сталин не позволил себя вовлечь в конфликт до такой степени. Не собираясь противопоставлять огромный вес Советского Союза против немцев в момент, когда те были застигнуты врасплох, он, вероятно, полагал, что югославы заставят немцев глубоко завязнуть в своей горной стране и что их жертвы позволят ему выиграть драгоценное время. Поэтому все, что Молотов предложил югославскому министру 4 апреля после того, как честно проинформировал немцев, — это пакт о дружбе и ненападении (подписанный 5 апреля). От этого Югославии было немного пользы.

Гитлер напал на Югославию 6 апреля. Это был блестящий блицкриг, вершиной которого стал еще один отвод британских войск с Европейского континента (стремительное бегство без тяжелого оружия и, как в Бельгии и Франции, оставление своих союзников на растерзание вермахта. — Ред.) и немецкая оккупация вплоть до Южной Греции и Крита. Но дату начала «Барбароссы» пришлось перенести с 15 мая на 22 июня, пожертвовав шестью (пятью с небольшим. — Ред.) из четырнадцати недель наиболее удачного времени, отведенного на кампанию в Советском Союзе (на самом деле в случае затяжной весны, как и было в 1941 г., проходимость местности в лесной зоне европейской части СССР в мае — начале июня резко снижалась. Оптимальным сроком начала была все-таки вторая половина июня. — Ред.). Может быть, югославский переворот против короля-регента Павла был всего лишь небольшой драмой в стиле Руритании (Руритания — вымышленное королевство в романе А. Хоупа «Узник Зенды». — Пер.); может быть, высадка и эвакуация двух британских дивизий (Британский экспедиционный корпус насчитывал свыше 60 тыс. человек (1 австралийская и 1 новозеландская дивизии, 1 танковая бригада, 9 эскадрилий). Потеряв 12 тыс. и все тяжелое оружие, он был эвакуирован на о. Крит, где был разбит 20 мая — 1 июня. — Ред.) могли быть очень незначительной военной авантюрой, но две недели боев в Югославии спасли Советский Союз от еще худших бед, чем те, которые выпали на его долю.

Гитлеровское бешенство имело последствием бессмысленную бомбежку Белграда и брань в адрес Сталина в узком кругу лиц, хотя Сталин по этому отвратительному случаю не обозначил протеста даже шепотом. Шуленбург, которого вызвали 28 апреля, пытался убедить Гитлера, что сталинский пакт с Югославией — ничего более, чем «декларация его интересов». Он отметил, что несчастный югославский министр в Москве не смог получить никакой помощи. Но Гитлер не поверил, что русские подписали пакт чисто как инструмент мира. Какой бес, спрашивал он, вселился в русских? Ведь они так же стояли за переворотом в Белграде, как и британцы. Они вынудили его напасть «и на бедную маленькую Грецию, этот маленький отважный народ». Шуленбург сказал Гитлеру правду, что Сталин был буквально в ужасе от Германии, что даже после югославского пакта советский МИД заставил Стаффорда Криппса целых шесть дней дожидаться аудиенции с совершенно незначительным чиновником; что Сталин преданно заявил Мацуоке, что нет и вопроса о сотрудничестве с Англией и Францией, и что, когда поезд Мацуоки отошел от перрона вокзала, Сталин непредвиденно появился на публике рядом с поездом, чтобы было видно, как он приветствует немецкую делегацию. Сталин положил руку на плечо Шуленбурга и подошел к исполняющему обязанности военного атташе полковнику Гансу Кребсу, воскликнув: «А, германский офицер! Мы с вами при любых обстоятельствах останемся друзьями». Из других докладов известно, что Кребс, ставший последним начальником штаба гитлеровских армий и генералом, который пытался вести переговоры о капитуляции Берлина, ощутил на обеих щеках усы великого Сталина.

Шуленбург полагал, что Сталин готов к дальнейшим уступкам. Были даже намеки, что Советский Союз готов поставить Германии к 1942 г. 5 млн т зерна — количество, которое Гитлер в то время считал невыполнимым. К сожалению, это была единственная часть доклада Шуленбурга, которую усвоил Гитлер. Это не совпадение, что на следующий день было издано экономическое дополнение приказов «Барбароссы» для военной бюрократии под кодом «План „Ольденбург“». Стенограмма заседания у генерала Томаса 29 апреля — не самое волнующее чтиво, но она должна быть уникальной среди инструкций мирного времени, потому что касается исключительно захвата продукции. 15 мая миссия Шнурре представила ошеломляющий отчет о том, как работал торговый договор с тех пор, как Мацуока передал в Москву угрозы Гитлера и Риббентропа. В марте поставки росли скачками. Русские обязались поставить 3 млн т зерна к 1 августа 1942 г. К концу месяца они рассчитывали чудовищно превзойти апрельские поставки величиной 208 тыс. т, хотя эта пунктуальность тяжело отражалась на их собственной экономике (среднегодовые сборы зерна в СССР в 1938–1940 гг. составляли 77,9 млн т. — Ред.). Этот доклад также