Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что мне, к нему с песнями вваливаться?!
– Да нет, ребята, – грустно покачала головой Александра, – еще не придумали таких слов, чтоб от горя излечивали. Да и Женю понять можно, боится себя жалеть и другим не позволяет.
– Или просто боится.
– Что ты сказала, Света? – Александру настолько держало в плену это ощущение, что она даже вздрогнула.
– Я сказала, что он просто боится, и это тоже понять не трудно.
– Чего трещите, «боится, не боится», Захарыч мужик сильный и трусом никогда не был! – не выдержал Севка. – Конечно, трудно ему, так ведь он понимает, что Танька сама в своей смерти виновата. Он уже и деньги на лечение наскреб, и билеты купил, чего бы ей не продержаться денек-другой, так нет! Она к Витьке побежала, в пятую! Вот и не вернулась.
– Подожди, Сева, к какому Витьке? Когда бегала? – насторожилась Александра.
– Да в самый тот день и прибегала, а больше ее никто не видел. Это мне Гоблин, Ванька Гоблов, рассказывал. Она приходила к Михал Лексеичу в мастерскую, наверное, ширнуться захотела, потому что Дергача спрашивала. А Дергач по наркоте безотказный малый.
– Значит, говоришь, у Михаила Алексеевича была, – на Сашиной душе опять заскребли кошки.
– Да это не я, это Гоблин говорит.
– А что, ребята, давно мы черный ящик не вскрывали, – вдруг ни с того ни с сего выдала Александра.
– В четверг открывали.
– Ну… В четверг… Можно и чаще, будем ближе к народу.
Чего Саша ожидала от почты, она хорошо знала. Вовка притащил ящик и высыпал на стол кучу корреспонденции. Александра торопливо пробегала глазами по развернутым листкам и передавала ребятам. Так. «Я давно хотела…», «а слабо вам…», «вы занимаетесь…» … Все не то, не то. Нет! Те проклятые буквы не попадались. Но облегчения она не испытывала. Сегодня же зайдет к Михаилу Алексеевичу, ей все-таки надо узнать, откуда у Татьяны взялся этот злополучный листок. Может, кто-то из ребят еще что-нибудь вспомнит.
Клубовцы разошлись рано – около семи. В это время работа в ремонтной мастерской и не думала прекращаться. В большом гараже несколько чумазых ребят деловито возились с промасленными железяками, которые гордо называли запчастями.
– Толя, – подошла Саша к небольшому рыженькому пацану. – Ты во вторник работал здесь?
– Не-а, я токо с пятницы. – Толя и не собирался отрываться от дела ради такой пустяковины, как разговор с учихой.
– Толь! Ну подожди ты крутить, а кто работал во вторник?
– Александра Михайловна! За какие грехи в наш ад? – приветливо улыбаясь, подошел Михаил Алексеевич. Подтянут, аккуратно подстрижен, карие глаза искрятся радушием. Ничего удивительного, что в него влюблены все ученики и даже директор не обделяет своим вниманием.
– Здравствуйте, Михаил Алексеевич. Я вас очень прошу, вспомните, пожалуйста, кто работал здесь во вторник прошлой недели.
– Вспомнить – не вспомню, но мальчишки сами ведут журнал посещений. У нас ведь хоть и небольшие, но деньги зарабатываются, поэтому учеты, отчеты всевозможные ведутся. А вы что, тоже по поводу Тани Захаровой? Из нас по этому вопросу кто только душу не тряс!
– Да, я по поводу Тани, – согласилась Саша. – Она, говорят, была у вас во вторник.
– Ну, раз говорят, значит, была. Только лично я с ней не встречался, – беседа Дворневу начинала не нравиться. – Александра Михайловна, ну вам-то это зачем? Я могу понять ментов этих – работа у них такая, а вас куда повело?
Александра сама понимала, что выглядит достаточно глупо, эдакий самопальный Шерлок Холмс, но уходить просто так не собиралась:
– Мне очень нужно, а кто ее мог видеть?
– Да вы сами и спросите.
Саша поспрашивала у ребят, но никто Таню в тот день не видел, а Гоблова Саша не нашла. «Ничего, я этого Гоблина прямо с уроков вызову».
Трель звонка назойливо лезла в уши. На экране телевизора разворачивались захватывающие события, но телефон не унимался. «Везде достанут», – с раздражением подумал он и снял трубку:
– Алле!
В трубке раздалось шипение, и голос, который он меньше всего хотел бы слышать, вкрадчиво произнес:
– Ты сработал нечисто.
– А… это ты… Нечисто! Чему удивляться, я же не профессионал.
– Это не разговор. У тебя второй промах, это много даже для любителя. Зачем тебе понадобилась эта история с адресом?
– Не понял… Что за адрес? Это какая-то ошибка.
– Я поэтому и звоню. Ошибки надо устранять.
– А конкретней нельзя? – На лбу выступила испарина, неужели еще раз? – Когда мне их устранять! Я вообще тогда завалюсь!
На другом конце провода некоторое время молчали, затем тихий голос прошелестел:
– Ты прав, старик.
Трубка запищала ровными короткими гудками.
Он сел, закурил. «Что ж, так даже лучше. Не все ему чужие промахи зализывать». На душе стало как-то легче, всегда приятно ощущать, что ты не единственная сволочь. В следующую минуту на экране новый сюжет полностью завладел его вниманием.
Он и в самом деле был не профессионал, и его не насторожил ни сам звонок, ни то, что может за ним последовать.
Даша укладывала Кирюшу в новенькую уютную кроватку, которую уговорила купить ее Александра.
– Что ты на ребенке экономишь! Малыш подрастет – опомниться не успеешь. И у него детства не будет, и сама не заметишь материнских радостей. Этой кровати ему до десяти лет хватит.
И вот теперь сын уснул, свободно раскинув ручонки, как будто измерял ширину новой мебели. Даша улыбнулась. С приездом сюда жизнь стала резко меняться в лучшую сторону. У них с Кириллом теперь просторная светлая комната, в которой было уютно и спокойно, их никогда никто не тревожил, им не мешали, это был их мирок. К Александре приходили гости, интересные, веселые люди. Даже сравнивать нынешнюю и жизнь у бабульки было нелепо.
Александра Михайловна не раз интересовалась, почему к Даше не приходят подруги, друзья, что за монашеский образ жизни. Да уж, монашка из Дарьи еще та, нашлось же слово! Но вот сегодня и гость пришел, Александры не было дома, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Женька. Он сразу деловито прошел на кухню, бухнул на стол здоровенную сумку и начал ее освобождать. Кирюшка бегал вокруг, хлопал глазами и никак не мог выбрать, что ему делать – сначала съесть здоровенный стакан йогурта, распотрошить шоколадное яйцо или запустить в таз целую флотилию заводных корабликов. Корабли одержали победу. Женька тут же организовал воду в тазу и только тогда, когда малыш вместе с рукавами погрузился в изучение водной стихии, вошел в комнату. Даша была рада ему. Долгое время самыми близкими людьми для нее были только сын и Женька. Ей было больно, что не смогла стать для парня больше, чем другом, но и врать ему она не хотела.