Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор очнулся десять минут назад и обнаружил себя сидящим в этом кресле. У него ничего не болело, не кружилась голова, его не тошнило, и, если бы не привязанные руки, он с удовольствием встал бы и прошелся по комнате. Но руки были привязаны, а это означало, что по своей воле ему пока не гулять.
– Это вы похитили Жанну? – спросил Егор.
– Какую Жанну? – удивился Курбатов.
Очки прятали его глаза так же надежно, как если бы он находился за железобетонной стеной.
«Они все предусмотрели», – подумал Егор, тщетно пытаясь пробиться сквозь этот заслон.
Он улыбнулся:
– Вы знаете, о чем я говорю.
Курбатов помолчал:
– Допустим, знаю. Вам от этого легче?
– Действительно, – согласился Егор. – Не легче.
– В таком случае перестаньте задавать вопросы и слушайте, что я вам скажу.
– Хорошо, – не стал спорить Егор. – Но позвольте еще один вопрос.
– Да?
– Профессор Никитин тоже у вас?
– У нас, – отрезал Курбатов. – Теперь слушайте меня.
Егор в знак внимания приподнял брови.
– Вы должны выполнить для нас некоторую работу, – сказал Курбатов.
– Я догадываюсь какую, – усмехнулся Егор.
– Тем лучше, – кивнул Курбатов. – В зависимости от того, как вы будете выполнять эту работу, мы будем строить наши взаимоотношения с вами.
– Во-первых, кто такие эти «мы»? Во-вторых, о взаимоотношениях можно поподробней?
– Мы – это мы, – в лапидарной армейской манере заявил Курбатов. – И это вас не касается. По поводу взаимоотношений могу сказать следующее: чем лучше вы работаете, тем больше свобод у вас появляется.
– О, как интересно, – поднял бровь Егор. – И какие же это свободы? Вы позволите мне самостоятельно почистить зубы? Или дадите покататься на роликах – не выходя, само собой, за пределы этой милой комнатушки?
– Перестаньте, – резко оборвал его Курбатов.
Под черными дугами очков вспухли и опали острые, как радиаторы отопления, желваки.
«Поддается эмоциям, – подумал Егор. – Учтем».
– Тогда объясните, какие свободы вы имеете в виду? – спросил он миролюбивым тоном.
– Вас не будут связывать, – отчеканил Курбатов. – Вы сможете беспрепятственно перемещаться по этажу. Вам дадут смотреть телевизор, позволят пользоваться компьютером, вы сможете писать.
– Какая роскошь! – воскликнул Егор. – Вы меня просто осчастливили. А прогулки? Забыли? Я без свежего воздуха не могу, прошу это учесть.
– Этот вопрос также будет решен, – сказал Курбатов.
– Вот спасибо!
– Теперь о работе.
– Валяйте, – вздохнул Егор.
Курбатов помедлил, собираясь с мыслями.
– Мы будет показывать вам определенных людей, а вы будете говорить нам, что их ждет, – сформулировал он свое пожелание. Точнее, не свое, учитывая его предыдущие обмолвки о неких загадочных «мы», инкогнито которых Егору очень хотелось бы раскрыть.
«Пора позлить этого дурака, – подумал Горин. – Вдруг что-нибудь да откроется».
– Что именно вы хотели бы узнавать из того, что их ждет? – спросил он с самым вежливым выражением лица, на какое только был способен.
– Как? – удивился Курбатов. – Всё.
– Что – всё? Их кулинарные пристрастия через пять-десять лет, сексуальные интересы, манеру скрывать пускание ветра в присутствии окружающих, карьерный рост, старческие болезни – что?
Егор смотрел так простодушно, что Курбатов не смог сразу понять, говорит тот серьезно или издевается над ним. Он озадаченно молчал, глядя на Егора, и молодой человек решил, что сейчас самое время нанести первый удар.
– А хотите, я скажу вам, когда умрет ваша жена? – спросил он вдруг таким тоном, от которого Курбатов вздрогнул. – Это произойдет очень скоро. И если вы хотите помочь ей, вы должны помочь мне.
Говоря это, Егор смотрел прямо в лицо Курбатову, в черную перемычку очков.
Тот, загипнотизированный его взглядом и особенно словами, молчал, не зная, что предпринять. В другое время Егор пожалел бы его, его чувства к жене – видимо, очень сильные и нежные, как это бывает у подобного сорта людей, сцементированных годами совместной жизни, которые не предполагают жизни одного супруга без другого и вызывают глубочайший шок при вести о возможности близкой кончины самого дорогого на земле человека. Но сейчас Горину было не до жалости. Его бесила эта огромная бетонная клетка, бесило кресло, в которое его засадили, бесил этот солдафон, который высился над ним и отдавал приказы, точно новобранцу, лишенному права голоса; бесила сама мысль о том, что он должен подчиняться чьей-то воле, в то время как все должно было происходить отнюдь не по такому сценарию.
«Стоило уходить от профессора, чтобы попасть в лапы к каким-то таинственным негодяям, – мелькнула в голове несимпатичная мысль. – Ну, ничего. Сейчас товарищ Курбатов уяснит, что я ему сказал, и быстренько меня отпустит».
– Так мы договоримся? – спросил он. – Или вы дадите своей жене досрочно умереть?
Лицо Курбатова окаменело.
– Откуда вы знаете? – выдавил он.
– А вы думаете, раз на вас эти очки, я ничего не вижу? – улыбнулся Егор. – Ошибаетесь, любезный. Давайте-ка, снимите с меня эти хомуты, и пойдем отсюда…
Он пошевелил руками и подался вперед, как бы собираясь встать.
Но тут ему на плечо опустилась чья-то совершенно непомерная по весу рука и вдавила его в кресло, как лягушонка.
– Он блефует, шеф, – послышался над головой Егора негромкий, но такой густой голос, что стены помещения наполнились тяжелым гулом.
Егор поднял глаза и увидел стоящего за своей спиной великана с выпуклой, как у першерона, грудью и бритой до синевы нижней челюстью, выступающей так далеко, что верхней части лица не было видно. Оставалось только удивляться, как это до сих пор Егор не ощутил присутствия такой махины. Видимо, тот умел делать так, что его громоздкое тело распадалось в пространстве на компоненты, которые без прямого зрительного контакта не определялись.
– Это что еще за горилла? – спросил Егор, тщетно пытаясь сбросить с плеча руку великана.
Тот слегка склонился над ним, и Егор увидел над устрашающим выступом челюсти точно такие же очки, как на Курбатове.
– Меня зовут Дикий, – послышался гулкий ответ.
– Оно и видно, – кивнул Егор.
Он заметил, что Курбатов уже пришел в себя и теперь сверлит своим зеркальным взглядом Дикого, – судя по сжатым губам, с большим неудовольствием.
– Не вмешивайся.
– Но, шеф… – зарычал было Дикий.